Да, профессор Долохов.
Глава 3
спрашивает Долохов.
Ромильда судорожно кивает. Почему она, как другие девчонки, не рассталась с девственностью в Выручай-комнате с каким-нибудь прыщавым одноклассником?
Долохов хмыкает ей куда-то в основание шеи, царапая щетиной кожу. Но пальцы вдруг становятся нежнее, а когда она оборачивается, то ей кажется, что она на секунду видит на бледных губах улыбку.
Славная девочка, бормочет Долохов, скользя ладонями по бедрам и поднимая юбку.
Ромильда решает, что она просто будет лежать и думать об Англии, ну не страшнее же это пыток, в самом деле.
Она ошибается. Оказывается, от удовольствия можно не только мурчать, но и хныкать, не узнавая свой голос, и стонать, и даже кричать. Ромильда не знает, что нашло на Долохова, почему он ублажает её, вместо того, чтобы удовлетворить себя, но эта бесстыдная девица, раскинувшая ноги на преподавательской кровати и выгибающаяся под руками и губами Упивающегося смертью, просто не может быть ею.
Прекрати дергаться, между прочим, коленкой по скуле довольно больно, злится Антонин, но ещё усмехается почему-то.
Зачем? шепчет она, отрывая пуговицы от его рубашки. Мечтая добраться, вжаться, раствориться.
Это тебе аванс, дорогая. Сейчас будешь отрабатывать.
Сладкая дрожь она согласна, она на всё согласна, она даже не помнит, кто она, о каких идеологических разногласиях может идти речь. Касаться руками горячего, твердого тела, вдыхать странный, терпкий и самый лучший на свете запах, и не останавливаться, не останавливаться.
А Долохов только снова хрипло смеётся:
Я не ошибся, когда выбрал тебя, Вейн.
* * *
Долохов сказал, что все выбирают, и главное в выборе поверить в его правильность. И тогда на других будет плевать, и на всё будет плевать, потому что, веря, что ты прав, ты становишься правым на самом деле. Ромильда ходит с гордо поднятой головой она права. В ушах качаются подаренные роскошные серьги с бесценными бриллиантами она права. Малфой подаёт ей руку на выходе из Большого зала она права.
В спальне девочки объявили ей бойкот, и она там больше не ночует. Списки казенных предателей в Пророке стали обыденностью, она его не читает. Мама больше не пишет в письмах ни о чем важнее воскресных ужинов, она поддерживает это и старательно описывает в ответах свои уроки.
Права, права, твердит она про себя, отвечая на презрительный взгляд Джинни Уизли не менее презрительным взглядом.
Права, права, медитирует она, отказываясь обсуждать некоторые темы с директором Снейпом и деканом Макгонагалл.
Права, права, шепчет она, приходя по вечерам в личные комнаты Долохова.
И только, когда он вжимает её в кровать своим телом, она ни о чем не думает. И только стоя перед ним на коленях, она обо всём забывает. И только слушая его, она учится.
Однажды он дал ей попробовать настоящий Огненный виски Огден, невесть скольколетней выдержки, из чьих-то там погребов. А не те подделки, которые обычно заливали в «Шоколадные котелки» или подавали в пабах Хогсмида.
Вкусно, он действительно огненный, но такой вкус и... ммм... аромат, Ромильда ещё раз приложилась к кубку, потом ещё.
Хватит, дорогая, засмеялся Долохов, забирая виски у Ромильды, несмотря на её сопротивление. Ты же не хочешь, чтобы завтра на трансфигурации у тебя болела голова?
Долохов, как выяснилось, часто смеялся, злился намного реже, но зато от его ярости хотелось забиться в какой-нибудь чулан и сто лет оттуда носа не казать.
Хмель кружил Ромильду, она лезла к любовнику на колени, ластилась, как прилипчивая кошка, целовала, лизала, кусала, оставляла метки-засосы, а Долохов только смеялся.
Можно, я буду называть тебя Тони? А то Антонин звучит ужасно.
Что?! Тони ещё хуже, Долохов привязывает её руки её же шарфом к спинке кровати.
Не туго только, Ромильда дергается, проверяя прочность узлов, а то следы останутся.
Сведём, возбужденно и хищно шепчет Долохов, а сейчас будет месть за «Тони» одной маленькой распоясавшейся нахалке.
Ромильда стонет это самые восхитительные качели в её жизни. Жёсткие толчки сводят с ума, а тело выжигает огнём удовольствия. Она не думает о Гарри... только не в постели Долохова.
* * *
Просыпайся! её резко хватают за руку.
Ромильда в растерянности хлопает глазами, но потом узнает в стоящем рядом с кроватью мужчине Долохова и успокаивается.
Значит, Гарри, да? Сучка! Антонин сначала грубо дёргает её вверх, а потом отпускает, и она валится кулем на кровать.
За что?!
А кто стонал во сне? Гааарри!
Ромильда становится пепельной и бормочет:
Я не помню, что мне снилось.
Это почти правда, вымотанная
учёбой и бурными постельными играми, Ромильда редко помнит свои сны. Но Гарри ей снится. Снится чаще, чем можно для девушки, которая искреннее стонет под другим мужчиной, но реже, чем надо для девушки, которая любит.
Лжешь! Долохов почти наваливается на неё, и Ромильда вдруг явственно чувствует запах алкоголя, похоже он ещё дегустировал тот чудесный виски, но уже без неё.
Рысьи глаза Долохова так страшно блестят, что Вейн стискивает от отчаяния простыню:
Это не правда! Мне снился бой.
Ты ещё скажи, что ты на стороне Лорда сражалась? в голосе Долохова столько яда и приглушенного гнева, что Ромильда инстинктивно пытается отползти.