Я с Юты. Уэйд злобно забрал набор для чистки и боезапас, выйдя из склада.
Из того немного, что знал Уэйд о биографии Поляка, самым ярким эпизодом была смерть его родителей от рук коммунистов в 39-м году. Бен рассказывал, что их расстреляли прямо на глазах 6-ти летнего Поляка. Если бы Уэйд состоял в воинской комиссии, то Поляк бы никаким бы образом не попал в армию, даже с нынешними заниженными требованиями. Все из-за того огонька в глазах. Это не был огонёк увлечённости
или чего-то подобного, нет. Это пылающий жаждой крови и мести пожар, уничтожающий все, что встанет у него на пути. На совести Поляка (если она у него ещё осталась) как минимум пять мирных жителей, которых он посчитал за вьетконговцев. Этот огонёк, секундной вспышкой блеснувший в дуле советской винтовки, огонёк, несущий смертельный шлейф, огонёк, затвердевший в свинцовую пулю, навсегда отпечатался в глазах 6-ти летнего пацана рос вместе с ним, превратившись в неконтролируемый пожар, испепеливший его психику.
« Почему он не под трибуналом?»
« Что за тупой вопрос? Очевидно не хотят громких заголовков в газетах, порочащих славный корпус морской пехоты США, вот и метут все под ковер.» Таков был небольшой диалог в голове Уэйда, когда он сосредоточено чистил М16. К тому же, рота «дельта». Одна из самых результативных и лучших рот в корпусе, репутация которой добралась даже до генштаба в Вашингтоне. Рота, которой поручили невероятно ответственное испытание химического оружия и в рядах этой роты состоит военный преступник? Быть такого не может! Да и капрал закрывал на это глаза. Может потому что они оба ненавидят гуков, может чтобы не бросать тень на отделение и на роту, а может все сразу.
Углубившись в подробности, Поляк рассказал, что они втроём добрались до ещё одного помещения, где их ожидал десяток чурбанов. Они судорожно метались по нему, как тараканы по горящему дому, таща с собой какие-то бумаги и документы. Само помещение едва ли напоминало продовольственный склад, скорее радиоточку. Слова про радио и заинтересовали как сержанта, так и капрала. Сгоревшая рация Андерсона не выдавала даже белого шума, а надо было связаться хотя бы с другими взводами. Если повезёт, то с Данангом, Сайгоном. Ну а джек-пот в этой рулетке- связь со штабом корпуса морской пехоты. Но до тех пор, отделение «дельта 1-1» в изоляции. Мешок риса был сродни подарку на рождество 6-ти летнему ребенку по уровню радости. Где-то среди тоннелей забрезжил лучик надежды.
Уэйд, Бен и Манчини вновь караулили тоннель возле лазарета. Бен пересчитывал вслух патроны в ленте, Манчини без остановки чесал макушку, а потом разглядывал ногти, неприятно морщась. Уэйд чистил М16, иногда поглядывая на Бена, пытаясь понять почему тот промолчал.
Семьдесят пять, семьдесят шесть, семьдесят семь
Твою ж мать! Похоже вши завелись! Манчини вглядывался в грязные ногти.
Вши в джунглях не живут, семьдесят восемь, семьдесят девять тихо ответил Бен.
А это что по твоему? Раздражённо Манчини ткнул Бену под нос грязную ладонь, на которой лежала группа мелких, черных точек. Уэйд включил фонарь и подтянул его руку к себе, светя на ладонь.
Это куски почвы, башку мыть надо чаще. Ответил Уэйд, выключив фонарь и вернувшись к чистке оружия. Манчини облегчено выдохнул и отряхнул ладонь.
Схожу отолью. Манчини повесил автомат на плечо и направился к казарме, оставив Бена и Уэйда одних. Когда шаги шнурованных ботинок стихли в тоннеле за их спинами, Уэйд решился заговорить.
Почему ты меня не сдал? Счёт вдруг прекратился, Бен перевел взгляд на Уэйда.
Потому что устал. Счёт возобновился. Уэйд слегка опешил.
От чего? Бен тяжко вздохнул, как будто на этот вопрос он отвечал десятки раз и уже задолбался повторять одно и тоже.
От этих говённых джунглей, от этих злогребучих тоннелей, от чурбанов. Мне до дембеля четыре недели было. Четыре!.. Сегодня я должен был лететь в Сайгон, а потом до Флориды. И тут на нахер, Сайгона больше нет, а мы копошимся в этом говне вместе с гуками. Я устал таскать с собой эту хреновину, устал первым идти в бой. Злобно вздохнув, он замолчал. В его голосе чувствовался эмоциональный надлом, очевидный даже самому чёрствому человеку. Злость, горечь, усталость кипела в нём, обжигая все его существо.
Так причем здесь то, что ты меня не сдал? Все ещё не понимая повторил Уэйд, а Бен опять глубоко вдохнул и выдохнул.
Я жить нормально хочу. Без бесконечной стрельбы, крови, трупов. Я за этот год всего навидался, на всю жизнь хватит и если ради еды надо всего лишь договорится с гуками, то я готов. Всяко лучше, чем брать их часть бункера штурмом, где я опять буду первым в атаке. Бен вернулся к подсчёту. К бурлящей жиже чувств добавили обречённость.
Лучше скажи, почему ты на это пошел, девяносто один, девяносто два Уэйд поежился. Он сам не до конца понимал, почему он так поступил. Он под контролем голода тогда был, к тому же, в его моральном кодексе относительно убийств не стояло галочки по убийству безоружных. Собрав мысли в кучку, он заговорил.
Там были гражданские, оружия у них не было, я должен был их расстрелять, а потом мешок взять? Бен посмотрел на него