Часто слышишь о ней: парит. Не верьте. Плавать дело другое. И плывет она как угри и змеи, всегда только так.
На свете немало людей, чья душа обожает плавать. В просторечии их называют лентяями. Когда, собираясь плавать, душа через живот выходит из тела, в тебе освобождается что-то такое, безмерное, трудно сказать приволье, блаженство, глубочайший покой
Душа уходит плавать в лестничной клетке или на улице, в зависимости от того, робок или отважен ее обладатель, ибо всегда оставляет ему кончик какой-нибудь нити, и если бы нить эта оборвалась (она подчас совсем тонка, но нужна чудовищная сила, чтобы ее оборвать), ужасно пришлось бы обоим (ему и душе).
Когда, стало быть, она плавает где-то вдали, по этой простейшей нити, которая связывает человека с душой, проносятся кубы и кубы своего рода духовного вещества, точно ил, точно ртуть или газ, беспредельная радость.
Вот почему лентяй неисправим. Он не изменится никогда. И вот почему леность мать всех пороков. Ибо что может быть эгоистичней лени?
У нее есть корни, которых нет у гордыни.
Но люди ополчаются на лентяев.
Когда они лежат, их толкают, брызжут в лицо им холодной водой, чтоб вернули, не мешкая, свою душу на место. Тогда они смотрят на вас ненавидящим взглядом, который всем хорошо знаком и особенно часто встречается у детей.
Осторожный человек (пер. А. Поповой)
Он перестал ходить к врачам и остался со своим отложением.
Кальций обычно хрупок, но не всегда. Бывают и карбонаты, и сульфаты, и хлораты, и перхлораты, и прочие соли, и, само собой, если уж у вас отложение, то надо приготовиться, что там найдется всего понемножку. Так вот, по мочевыводному каналу
все жидкости, естественно, проходят, а вот кристаллы могут пройти только со зверской болью. И лучше не дышать чересчур глубоко, не носиться за трамваем сломя голову это резко усиливает циркуляцию жидкости. Не дай бог, напластование распадется, какой-нибудь кусочек попадет в кровь, и прощай, Париж!
В брюшной полости целое множество артериол, артерий и вен, сердце, аорта и еще несколько важных внутренних органов. Поэтому нагибаться просто безумие; а о верховой езде нечего и думать.
Какая же осторожность нужна человеку, чтобы выжить.
Он часто думал о других людях, у которых тоже отложения: у одного кальций, у другого свинец, у третьего железо (а недавно даже у одного человека, который никогда не был на войне, из сердца извлекли пулю). Такие люди ходят осторожно. Это и выдаст их публике, которая над ними смеется.
Но они удаляются осторожно-осторожно, осторожными шажками, размышляя о Природе, у которой столько разных тайн, ну надо же, надо же.
Колдовство (пер. А. Поповой)
Когда она будет весить всего 55 фунтов, ее мать придет ко мне раньше-то она вечно прикидывалась, что до такого ничтожного типа, как я, ей и дела нет, так вот, однажды ее мать придет ко мне и скажет: «Месье, она весит всего 55 фунтов. Может быть, вы могли бы ей чем-то помочь». А потом: «Месье, теперь она весит только 24 килограмма. Это очень серьезно».
А я ей: «24 килограмма, приходите, когда будет 14».
Она пришла, когда стало 14, на самом-то деле 17, но она утверждает, что 14, ее мучает мысль, что, когда дойдет до 14, дочь умрет. Пришла и говорит: «Месье, она умирает. Неужели она для вас ничего не значила?»
«Мадам, не волнуйтесь, полностью она не исчезнет. Я не могу ее убить. Даже с весом в 2,5 килограмма она будет жить дальше».
И тут эта мамаша, которую я всегда терпеть не мог, на меня бросилась. Нет, не может быть, чтобы это была ее дочь. Ее дочь, наверно, умерла. Ну конечно, это не она, эту сделали каким-то хитрым способом и по жестокости заставляют жить.
Мамаша ушла в задумчивости.
Мол (пер. А. Поповой)
Но вчера вечером, устав сидеть взаперти, я построил под покровом тумана мол до самого моря.
Потом я сидел на дальнем его конце, свесив ноги, и смотрел вниз на глубоко дышавшее море.
Справа послышался шепот. Какой-то человек, как и я, болтал ногами и смотрел на море. Теперь, сказал он, когда я уже стар, я хочу взять все, что я туда бросил за эти годы. И принялся тянуть при помощи блоков.
Он вытащил множество всяких сокровищ. Он доставал капитанов иных столетий в парадных мундирах, шкатулки, набитые всевозможными драгоценностями, и роскошно одетых женщин в нарядах, которых сегодня уже не носят. И каждое существо или предмет, вытащенный им на поверхность, он внимательно с явной надеждой рассматривал и не произносил ни слова, только взгляд его угасал, а вещь он отбрасывал в сторону. Так мы заполнили всю эстакаду. Я не припомню в точности всего, что там было, ведь память у меня скверная, но он явно был недоволен: что-то пропало, что-то, что он рассчитывал отыскать, а оно исчезло.
Тогда он начал выбрасывать все обратно в море.
Длинной лентой все падало вниз, и брызгами вас леденило.
Последний выброшенный обломок увлек за собой его самого.
Меня же била лихорадка, и я сам не пойму, как умудрился добраться до кровати.
Просмотр (пер. А. Поповой)
Несколько лодок во время отлива отправились за мидиями, я узнал капитана рыбаков, с которым мне уже случалось выходить в море, и сделал еще кое-какие наблюдения. Но в итоге, если учесть, сколько времени я там провел, наблюдений этих было крайне мало.