Простите, перебил Николай Николаевич, у меня будет один не совсем относящийся к делу вопрос.
Сумов повернул
к нему коричневое лицо с внимательными усталыми глазами. Белки глаз у него, как у плохо выспавшегося человека, иссекли красные трещинки сосудов.
Это ваша записная книжка?
Моя.
Припомните, пожалуйста, что вы записали вот здесь.
Николай Николаевич протянул Сумову книжку, открытую на том месте, где пляшущими буквами было записано: «П 1000. Берез. 16. Альберт 200. Мне 200. Ост. Бахр.»
Сумов долго разглядывал запись. Не то действительно вспоминал, не то думал: сказать или нет? Возвращая книжку, покачал головой:
Не помню.
«Бахр. не сокращённо ли это записанная фамилия Бахромцева?»
Как, по-вашему, Илья Исидорович честно играет? спросил Николай Николаевич.
Зрачки у Сумова чуть заметно дрогнули и спрятались под нависшими бровями.
Знать не знаю никакого Илью Исидоровича, глухо проворчал он.
Обыск на квартире, где были спрятаны чемоданы, подтвердил показания Сумова. Хозяйка не знала, что в чемоданах, и человека, который принёс их, видела, как она сказала, всего несколько раз. Но тут неожиданно удалось приподнять завесу над записью в книжечке.
Оказалось, что у парикмахерши бывает некий Алик, который знаком с Сумовым. Звали этого Алика Альбертом Казимировичем Куузом и работал он директором кафе-автомата.
Альберт. Это имя упоминалось в записи. Определённо Сумов имел в виду его. Вряд ли среди знакомых Сумова были два человека, носивших это не очень распространённое имя.
Чтобы расшифровать запись, имелись три возможности. Первая побывать во всех домах 16 по Берёзовым улицам и переулкам. («Берез. 16» больше всего походило на какой-то адрес). Вторая попытаться всё-таки выжать что-нибудь из Сумова. Третья заняться Куузом.
Третий, хотя такой, казалось бы, заманчивый, путь пришлось отбросить сразу. Если Кууз в этой компании человек случайный, то он вряд ли что знает. Если же он связан с Бахромцевым, то всё равно ничего не скажет.
Шарада оказалась не из легких. В домах 16 на Берёзовых улицах и переулках ничего подозрительного не обнаружили. Разговор с Сумовым тоже ничего не дал. Он упрямо «не мог» вспомнить, что записал в книжке.
Кууз, оказывается, тоже не очень доволен Ильёй Исидоровичем, как бы между прочим сказал Николай Николаевич на очередном допросе Сумова. Мало вам платил старик, что ли?
Не знаю я никакого Илью Исидоровича, подняв тяжёлые веки, проговорил Сумов.
Странно, сказал Николай Николаевич, Альберт Казимирович думает иначе.
Что на самом деле думает Кууз, Николай Николаевич, разумеется, не знал, потому что и в глаза его ещё не видел.
Что же он думает? хмуро поинтересовался Сумов.
Когда мы поменяемся ролями, ответил Шапранов, тогда вопросы будете задавать вы. А пока спрашиваю я. Давно вы знакомы с Куузом?
Год примерно.
Какие у вас взаимоотношения?
Никаких особенных.
Что, не встречались, не разговаривали, не ругали Бахромцева?
Я уже сказал, что никакого Бахромцева не знаю.
Простите, как «уже сказал»? удивился Николай Николаевич, делая упор на слове «уже». Я у вас о Бахромцеве ни разу не спрашивал.
Он действительно до сих пор упоминал о Бахромцеве только по имени и отчеству. И Сумев легко попался на этой немудрёной хитрости.
Ну, подбадривал Шапранов. Значит, мы выяснили: Илью Исидоровича, который по совместительству является Бахромцевым, вы знаете. Так?
Не знаю я никакого
Бахромцева, упрямо твердил Сумов.
Он сутулил крутые плечи, морщил лоб и отнекивался. Вызвать его на откровенность Шапранов не смог.
Но абсолютно ясно было, что Сумов упёрся неспроста. За торопливой записью в потрёпанной книжице крылось что-то значительно более крупное, чем обычная квартирная кража.
Дядя, который ничего не делал
На пригорке у площади возвышался универмаг два этажа стекла и алюминия. Внизу теснились зелёные ларьки и магазинчики, подстриженные деревья и серебряные цистерны с квасом и пивом. Сразу за площадью начиналось раздолье садов, заборов и дач. Дачи были большие и маленькие, каменные и деревянные, с верандами и без веранд.
Ищем самый богатый дом, напомнил Денис.
Богатых оказалось много. Выбрать наиболее подходящий и чем-то подозрительный долго не удавалось. Гоше нравился один, Анке другой, а Денису третий. Петя облюбовал дом с резными наличниками и петухом на коньке. Но Анка шумела, что дача с высокой красной крышей есть как раз та самая.
Там даже дядя сидит в саду и ничего не делает.
Довод относительно дяди, который ничего не делает, подействовал, и ребята повернули к дому с красной крышей.
За реденьким забором густо росла акация. Могучая ель острым клином вонзалась в небо. В тени дерева, у высокого кирпичного фундамента, стояла садовая, удобно изогнутая скамейка. На ней сидел дядя и читал книгу.
Ребята топтались у забора и вопросительно поглядывали на Дениса.
Как это, интересно, ты будешь узнавать, тунеядец он или нет? прошептал Петя.
Денис и сам ещё не знал, как.
Нужно у него документы потребовать, предложил Гоша.
Ненормальные, фыркнула Анка. Смотрите и учитесь.
Она решительно толкнула калитку и зашагала по тропинке к дому. Ребята облепили забор и встали на цыпочки. Только один Петя не встал на цыпочки, ему и так было видно лучше, чем остальным.