Толику не давала покоя история с ракетницей. Он завидовал Костику и Шурке тихой, безнадёжной завистью. Он просто отчаивался, когда они вспоминали крепость и всё, что там вышло. Лицо у Толика становилось обиженным и печальным. Будто кто-то виноват, что его не было тогда в горах.
Костик и Шурка совсем перестали при нём говорить о крепости. Им жалко было глядеть на Тольку, очень уж он переживал.
Но ракетница, ракетница! Её-то не спрячешь.
Толька стал мрачным и подозрительным. Ему всюду мерещились шпионы. Он был уверен, что тот тип, у которого спёрли ракетницу, враг и лазутчик. А если Толька в чём-нибудь уверен, тут уж его не разубедишь. Хоть кол на голове теши.
Костик и Шурка выплавляли свинец из пуль.
У самого их дома рос громадный кедр. Шурка сидел, прислонясь к нему спиной, на краю круглой глубокой лужи только что прошёл мгновенный южный ливень.
Шурка смотрел, как Костик раздувает огонь под консервной банкой с пулями. Банка стояла на двух кирпичах и была полна до краёв.
Пули поблёскивали маслянистыми жёлтыми боками пистолетные, автоматные, винтовочные, некоторые с разноцветными головками трассирующие. Среди пуль лежало что-то не совсем понятное то ли здоровенная пуля, то ли маленький снарядик с рыжим медным пояском внизу.
Свинец нужен был для грузил. У хорошей закидушки грузило должно быть тяжёлое, большое, иначе далеко не забросишь. Мальчишки не первый раз уже плавили пули. Свинец выливали в форму из газеты. Форму засовывали в песок, чтобы не сгорала.
Костик положил в огонь две сухих кедровых шишки и дул, наливаясь кровью от натуги. Он почти лёг на землю.
Дай-ка я подую, сказал Шурка.
И вдруг грохнуло.
Грохнуло так, что Костик вжался щекой в песок и зажмурился. Он услыхал, как над головой у него что-то свистнуло и шмякнулось в стену.
Костик быстро взглянул на Шурку и успел заметить, как консервная банка крутнулась в воздухе, веером рассыпая нерасплавившиеся пули, и угодила закопчённым горячим дном прямо Шурке в лоб.
Шурка уставился на Костика выпученными глазами, посидел немного не шевелясь и неторопливо повалился в лужу.
Он лежал в ней на боку, и на лбу его наливалась синевой полукруглая ссадина. Как подкова.
Костик медленно, будто во сне, подошёл к Шурке, потянул его за рукав, прислонил к кедру.
Т-т-ты живой, Шурка? спросил он.
Живой, кажется.
Шурка помотал головой, осторожно потрогал её.
А чего ж ты упал? спросил Костик.
Не знаю. Я думал, убило меня, прошептал Шурка.
Он снова потрогал голову таким жестом, будто это что-то хрупкое и непрочное.
И вдруг Шурка захохотал.
Это было не очень-то приятное зрелище глаза у человека перепуганные, а сам хохочет.
Костик неуверенно хихикнул и тоже стал смеяться. Ему совсем не хотелось смеяться, но он никак не мог остановиться и хохотал во всё горло, прямо-таки корчился от смеха.
А в лужу-то в лужу нырнул захлёбываясь, проговорил Костик. И они снова зашлись от смеха.
Потом вдруг умолкли. Так же неожиданно, как начали смеяться. И посмотрели на стену.
В стене торчали две пули, глубоко вдавленные в штукатурку.
Мальчишки подошли, осторожно потрогали их и переглянулись.
Да протянул Шурка, а если бы
Он не кончил. И так всё было понятно. У Костика мурашки по спине забегали. А если бы он чуть-чуть выше поднял голову? Бррр Жуть.
Война, настоящая война, там, где фронт, представлялась ему большим полем, чем-то вроде пустыря или футбольного поля. По полю ходят танки, бегают солдаты, кричат «ура» и стреляют. Солдатам на фронте интересно. И весело.
И вот теперь, глядя на стену, он впервые понял, что на войне убивают. Конечно, он и раньше знал об этом. Как же не знать! Но это проходило как-то стороной, мимо него.
А тут он понял.
И ему стало страшно.
Он вдруг подумал, что мама и дед могут не вернуться оттуда, где стреляют.
Эта ужасная мысль так захватила Костика, что он не сразу заметил, как появился Толик.
Тот дёрнул его за рукав, и только тогда Костик пришёл в себя.
Толик был красный, возбуждённый. Он размахивал руками и что-то говорил, говорил быстро и непонятно. Он даже не обратил внимания на Шуркин лоб.
Да погоди ты, не тараторь. Объясни толком, остановил его Шурка.
Толик умолк, похватал ртом воздух, как рыба, и закричал:
Вы тут сидите, ничего не знаете, а по городу шпион разгуливает. Я его застукал.
Кого «его»? спросил Костик.
Однорукого. Он сейчас у Турецкой стены торчит. Всё высматривает. Я за ним уже два дня слежу.
Так тот же был с руками. Без пальцев только, сказал Костик.
А что он делает? спросил Шурка.
Как что? Высматривает. Что ему ещё делать, если он шпион?! А что безрукий, так не только вы шпионов встречаете. Это другой, наверное. Он сейчас рисует что-то, ревниво ответил Толик.
Ну да, рисует? А что ж народ смотрит?! опешил Шурка.
А там нет никого. Если б не я, никто бы и не знал.
Мальчишки переглянулись и, не сговариваясь, побежали в порт.
лежит кучей камня. Но там, где она уцелела, видны две башенки и узкие окна бойницы.
Стена спускается к морю, основание её обросло зелёной бородой водорослей, а чуть повыше в серую потрескавшуюся поверхность вкраплены яркие оранжевые точки это старинные пушечные ядра, проржавевшие почти насквозь.