В районном селе они пробыли до обеда. Пока отец улаживал всякие дела с рабочими мастерской, ездил по магазинам да складам, получая стеклянные банки и соль, Петька с грустью думал о будущей жизни в лагере.
Когда настало время отправляться дальше, сел в кузов.
Обижаешься, значит? догадался отец. Ну что же, посиди на верхотуре. Может, спесь-то ветерком и повыдует.
Это было против всяких расчетов. Но что попишешь?
У самого выезда из села, возле памятника со звездой, на машину попросились какая-то старуха и две девчонки.
Молодежь в кузов, а вы, мамаша, со мной, распорядился отец.
Но бабка отказалась.
И-и, родимый! Спасибо тебе на добром слове, да я уж лучше с внучкой. В кабине-то от бензину, поди, угарно, а тут свежо, славно!
Перебросив через борт сумку, она начала карабкаться на колесо. За ней, будто сорока на забор, взлетела наверх меньшая девчонка. Сначала они укладывали багаж, осматривались. Потом девчонка повернулась и исподтишка показала Петьке язык. Он хотел ответить ей тем же, но не успел.
А куда же вы, внучек, едете? До Мартьяновки-то нас довезете? спросила старуха.
Наверно, довезем, не очень охотно откликнулся Петька. Мы в самую тайгу поедом в Кедровку.
В Кедровку? обрадовалась бабка. Да это ж, почитай, до самого нашего дома. Вот как славно! Ты наше-то село видал?
А что там смотреть! хмыкнул Петька. Такая уж интересная эта Кедровка, что ли?
Бабка поджала губы, затянула концы платка у подбородка потуже.
Да ты, милок, чай и не рад, что едешь туда, а? Или не бывал в деревне-то?
Петька признался, что ни бывал, а заодно рассказал про мать и про лагерь.
Старуха сокрушенно вздохнула.
Что ж, беде твоей радоваться грех. А
на деревню ты, внучек, все ж не серчай. Она, деревня-то, теперь знаешь какая? Не то, что в старину. И школы есть, и электричество, и машины.
С минуту помолчали. Бабка достала из сумки всем по прянику, потом показала на мешки и ящики, лежавшие в кузове:
Ты возьми вот хоть эта посуду да соль. Думаешь, куда их везете? В Мартьяновку. В таежную деревню? А знаешь, что в той деревне? Завод!
Петька недоверчиво покосился на старуху. Про заводы, которые строят в тайге, он, конечно, слышал. Но те заводы были далеко где-то у Байкала, в Сибири или на берегах Амура. Про них чуть не каждый день писали в газетах, печатали фотографии. На иной снимок посмотри даже дух захватывает: домищи с гору, тракторы да самосвалы будто железные мамонты. А люди работают тоже особенные не просто желающие, а которые по комсомольским путевкам приехали.
Старуха пела свое дальше.
И не в одной Мартьяновке. В том же районе вон, откуда едем, видал совхозные мастерские? Потом кирпичный завод, лесопилку, мельницу? Нашей-то матушке Кедровке до этих сел, понятно, далековато. Мала. Да ведь и она тоже не захребетница. Своим трудом живет. Таких деревень, ежели тебе сказать, внучек, может, во всей России не больше как пять либо шесть. И все тут, у нас, в Приморье.
Ну-у А что ж это за деревни? Что вы в них делаете?
Делаем, дорогой, всякое. А кормит нас, не соврать тебе, божья муха.
Муха? Какая же это муха? С гуся, наверно?
Да нет. Самая натуральная с лапками, хоботком да крыльями. И по комплекции обыкновенная. У меня, вишь, и ботинки, и кофта эта, бабка показала на вязаную фуфайку, и пряник, который тебе дала, все от этой мухи.
В ответ на такое разъяснение можно было только рассмеяться. Но старуха, посмеявшись вместе с Петькой, сказала, что мухи, которых разводят в Кедровке, вовсе не мухи, а пчелы. В деревушке живет, оказывается, больше трехсот человек. И всех их кормят пчелы. Да и только ли их? Мед увозят из деревни и во Владивосток, и в Хабаровск, и даже в Москву.
О необычной переправе, огурцах для Чукотки и сюрпризе, в котором никто не нуждался
Теперь они ехали по мягкой полевой дороге. С обеих сторон ее то там, то здесь мелькали рощицы, зеленые гривы. Скоро они слились вместе, и пошел молодой лес. То ли после недавно пылавшего дождя, то ли по другой причине сильно пахло полынью и ромашкой, лицо приятно холодил ветерок.
Машина подошла к речке. Судя по всему, раньше здесь был мост. Теперь же от него остались только сваи да несколько повисших на скобах бревен. Все остальное унесло наводнением.
Веселая картинка! почесал отец за ухом. Где же тут трактор, про который мне говорили?
Никто не ответил, но ехавшая в кабине девчонка подошла к обрыву и стала прислушиваться. Она была высокая, стройная, с длинной косой и темной родинкой на щеке.
Слышите? сказала наконец она. Кажется, переправляются. Вон том.
И правда, трактор ворочался и рычал в воде где-то справа. Вынырнув из-за кустов, он некоторое время полз вдоль противоположного берега, потом повернул и пошел поперек реки. За ним на канате, словно бычок на веревочке, тащился заляпанный глиной грузовик. Таким же порядком, на буксире, переправили и отцову машину.
За рекой ехать осталось уже немного. Вскоре дорога обогнула скалистый обрыв, вынырнула из леса, и впереди замаячила Мартьяновка. Деревня в общем была не маленькая, но какая-то бестолковая. Все дома в ней тянулись в два ряда, а улица получалась одна-единственная. Слева от селения, подмывая крутые сопки, текла река, справа зеленели огороды и луг, а дальше за ними поднимались опять сопки.