Пастор работал в гостиной за раскладным столиком. Вокруг был целый ворох бумаг, а пастор потирал переносицу,
что означало одно: он думает. Напряженно думает.
Папа, окликнула я тихонько.
Гм-м-м отозвался он.
Папа, ты ведь всегда учишь, что надо помогать тем, кого судьба обделила своими милостями?
Гммм-хмммм Он рассеянно оглядел свои бумаги.
Я нашла того, кого обделили. В магазине.
Вот как?
Да, сэр. Я смотрела на пастора пристально-препристально. Сейчас, как, впрочем, довольно часто, он напоминал черепаху, которая прячется в панцире и думает там свою думу, ничуть не интересуясь тем, что творится рядом.
Папа, а можно этот тот, кого обделили останется у нас? На время?
Тут уж пастор поднял глаза.
Опал, ты о ком?
Я нашла собаку. Я хочу, чтобы она жила с нами.
Никаких собак, отрезал пастор. Мы об этом уже говорили. Тебе не нужна собака.
Знаю, согласилась я. Мне не нужна собака. Но этой собаке нужна я. Сам посмотри. Я подошла к двери и позвала: Уинн-Дикси!
Пес взметнул уши торчком, просиял, чихнул и, хромая, взобрался по ступеням трейлера. Он вошел и положил морду на колени пастора, поверх вороха важных бумаг.
Пастор посмотрел на пса. На сбитую в колтуны шерсть, на проплешины, где шерсти не было вовсе, на торчащие ребра Пастор поморщился вы же помните, что от Уинн-Дикси сильно воняло?
Пес посмотрел на пастора. Растянул пасть, показал пастору все свои кривые, желтые зубы и, вильнув хвостом, смахнул на пол несколько листков с проповедью. Потом он чихнул, и остальные бумаги тоже слетели на пол.
Как ты его назвала? спросил пастор.
Уинн-Дикси, прошептала я, боясь говорить вслух. Похоже, Уинн-Дикси и сам произвел нужное впечатление. Пастор даже слегка высунул голову из панциря.
И вправду, бродячая собака. Он отложил ручку и почесал Уинн-Дикси за ухом. Бродячая, обделенная судьбой. Сомневаться не приходится Тебе нужен дом? спросил он Уинн-Дикси совсем другим, мягким голосом.
Пес завилял хвостом.
Что ж. Дом ты, похоже, нашел, сказал пастор.
Глава третья
тут же взялась за дело: Уинн-Дикси надо было как-то отчистить и отмыть. Сначала мы приняли душ: я намыливала его детским шампунем и поливала из садового шланга. Пес стоял и не рыпался, хотя мытье было ему явно не по нраву. Стоял оскорбленный, даже не улыбнулся мне ни разу, даже хвостом не вильнул. Но я его вымыла, вытерла и взяла в руки щетку. Свою собственную. Старательно расчесала всю свалявшуюся шерсть, разобрала каждый колтун. Эта процедура понравилась ему куда больше, чем мытье аж извивался весь от удовольствия.
Все время, пока я трудилась над его внешним видом, я с ним еще и разговаривала. А он слушал. Я объяснила, что мы с ним очень похожи.
Ну, сам посуди, у тебя нет семьи, и у меня нет семьи. У меня, конечно, есть пастор, но мамы-то все-таки нет. То есть она где-то есть, но где я не знаю. Она нас бросила, когда мне было всего три года. И я ее почти совсем не помню. Но ведь и ты свою маму не помнишь, спорим? Ну, вот и выходит, что мы с тобой оба сироты.
Тут Уинн-Дикси посмотрел на меня прямо в глаза. По-моему, он был рад, что наконец-то нашелся человек, понимающий, как трудно ему живется на белом свете. Я кивнула ему и продолжила:
У меня даже друзей нет, потому что все они остались в Уотли, а нам пришлось переехать сюда. Уотли тоже во Флориде, только на севере. Ты был когда-нибудь на севере Флориды?
Уинн-Дикси задумчиво смотрел в землю, припоминая, куда его забрасывала судьба.
А знаешь, добавила я, с тех пор, как мы переехали, я все время думаю о маме, каждый-каждый день. В Уотли так никогда не было
Уинн-Дикси вскинул уши и удивленно выгнул брови.
По-моему, пастор тоже все время думает о маме. Он ее все еще любит, я точно знаю, потому что слышала, как в церкви в нашей бывшей церкви в Уотли шушукались тетушки. Мол, пастор все еще надеется, что она вернется. Но мне он об этом не говорит. Он вообще со мной о маме не говорит. А я бы так хотела узнать о ней побольше. Только я боюсь расспрашивать пастора вдруг рассердится?
Уинн-Дикси посмотрел на меня пристально, словно пытался что-то сказать.
Что? спросила я.
Он все смотрел.
Думаешь, стоит все-таки поговорить с пастором? Чтоб рассказал о маме?
Уинн-Дикси все не сводил с меня глаз даже чихнул от напряжения.
Ладно, я подумаю, согласилась я.
Поработала я на славу: пес выглядел теперь куда лучше прежнего. Проплешины, конечно, остались, никуда не денешься, но шерсть, которая имелась в наличии, стала вполне чистой. Гладкая такая, шелковистая. Ребра по-прежнему торчали, но дайте срок! Я же буду кормить его до отвала, и он скоро пойдет на поправку. Вот с желтыми кривыми зубами, как видно, ничего не поделаешь, потому что в ответ на все мои попытки почистить их собственной щеткой пес начинал безудержно чихать. Ну да ладно, Уинн-Дикси теперь и так очень неплохо выглядит. Можно запускать его обратно в трейлер на смотрины к пастору. Пастор работал над проповедью и что-то бормотал себе под нос.
Папа окликнула я.
Гмм, отозвался он.
Папа, посмотри на Уинн-Дикси. Как новенький.
Пастор отложил карандаш, потер пальцем переносицу и, наконец, взглянул в нашу сторону.