Тринклер? Звонарев оживился. Тот самый, который
создал первый бескомпрессорный дизель?
Именно. Попробуем обратиться к нему за консультацией.
Но я слышала, осторожно сказала Варвара, что он уже консультирует конструкторское бюро Коломенского завода.
Тем не менее, нужно попытаться, я свернул графики. Завтра же с утра еду в политехнический.
Когда все разошлись, я еще долго стоял у неудачного прототипа. В свете тусклых ламп он казался каким-то понурым. Впереди нас ждал неприятный разговор с Тринклером, но другого выхода я не видел.
За окнами сгущались зимние сумерки. Где-то вдалеке тоскливо загудел заводской гудок, возвещая конец смены.
Остаток дня я разбирал текучку. Потом отправился спать. Утром встал пораньше и отправился искать Тринклера.
Политехнический институт встретил меня гулкими коридорами и запахом мела. После заводских цехов здесь казалось непривычно тихо. Только где-то вдалеке слышались приглушенные голоса студентов.
Кабинет Тринклера находился в конце длинного коридора. Тяжелая дубовая дверь с потускневшей медной табличкой: «Профессор Г. В. Тринклер. Кафедра тепловых двигателей».
Я помедлил секунду перед тем, как постучать. О Густаве Васильевиче ходили легенды. Создатель первого в мире бескомпрессорного дизеля, блестящий инженер старой школы, человек сложного характера.
Стук, и из-за двери раздалось негромкое:
Войдите.
Просторный кабинет с высокими окнами заставлен книжными шкафами. На массивном столе аккуратные стопки бумаг, логарифмическая линейка, старинный бронзовый письменный прибор. На стене чертежи двигателей в простых деревянных рамах.
Сам профессор сидел за столом высокий худощавый старик с аккуратно подстриженной седой бородкой и пронзительными голубыми глазами. На нем был безупречно отглаженный черный сюртук старомодного покроя.
Чем обязан? сухо спросил он, глядя на меня поверх очков в тонкой золотой оправе.
Я представился и коротко изложил суть проблемы с нашим дизелем.
Любопытно, Тринклер откинулся в кресле. И вы полагаете, что я должен помочь конкурентам Коломенского завода?
Мы готовы щедро оплатить консультации, начал я, но профессор перебил меня резким жестом:
Молодой человек, речь не о деньгах. Я уже дал слово Малиновскому. Это вопрос инженерной этики.
Но ведь развитие отечественного дизелестроения
Не нужно громких слов, поморщился Тринклер. Я знаю эти новые веяния «даешь пятилетку», «время требует». А где фундаментальные исследования? Где кропотливая работа над теорией?
Он встал и подошел к окну:
Вы хотите за три месяца создать то, над чем я работал годами. Это несерьезно.
Густав Васильевич, я достал папку с расчетами. Взгляните хотя бы на наши наработки. Возможно
Нет, отрезал он. Я уже сказал я работаю с Коломенским заводом. И потом он слегка усмехнулся, говорят, у вас там какой-то профессор общается с катализаторами через колбу?
Я почувствовал, как краска заливает лицо.
Вороножский талантливый химик, сухо сказал я. У каждого свои методы работы.
Вот именно, Тринклер вернулся к столу. У каждого свои методы. Мои методы это точный расчет и проверенные решения. А вы он выразительно посмотрел на часы, вы ищете легких путей.
Я понял, что разговор окончен. Уже у двери я обернулся:
Спасибо за уделенное время, Густав Васильевич. Но мы все равно создадим этот двигатель.
Посмотрим, донеслось мне вслед.
Выйдя из института, я медленно шел по заснеженной улице. В голове крутились обрывки разговора и смутный план.
Я заметил на столе у профессора папку с грифом «Коломенский завод. Расчеты системы впрыска». Если нельзя получить помощь официально, может, найти обходные пути?
Где-то в глубине души шевельнулась совесть, но я подавил ее. Слишком много поставлено на карту.
У нас нет времени на «фундаментальные исследования». Моих знаний недостаточно. А значит, придется действовать другими методами.
Я свернул в переулок и направился к телеграфу. Нужно срочно связаться с Рябчиковым из службы безопасности завода. У него наверняка найдутся люди, способные «позаимствовать» интересующие нас документы.
Кабинет Рябчикова находился в полуподвальном помещении заводоуправления. Маленькая комната с зарешеченным окном была заставлена железными шкафами для документов. На облупленных стенах схемы охраны завода.
Сам Михаил Петрович Рябчиков, коренастый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой, внимательно выслушал мою просьбу.
Леонид Иванович, он покачал головой, это слишком рискованно. Профессор Тринклер
фигура известная. Если всплывет
А если мы потеряем контракт? перебил я его. Я помнил, что мне наказал Сталин. Это конкурс с автопробегом очередное напоминание от вождя, что надо поторапливаться. Особенно сейчас, когда на дворе 1930 год. Если завод останется без оборонного заказа? Вы же понимаете, что тогда будет.
Рябчиков потер шрам на подбородке память о Гражданской войне:
Понимаю. Но проникнуть в институт
У вас же есть люди в институте?
Есть один истопник, неохотно признал он. И уборщица на кафедре. Но
Этого достаточно, я достал конверт. Здесь список документов, которые нас интересуют. И схема кабинета.
Рябчиков взял конверт двумя пальцами, словно тот мог обжечь: