- Не вставай, любовь моя, - неожиданно и как-то очень проникновенно говорит он вместо приветствия, выдергивая меня из мыслей. Ты устала. Приляг.
Да я и не против. Вытягиваю ноги. Тяжелый был день. А голос у Генриха такой мягкий и приятно-ласковый, хоть и высокий. Только бы не приставал. Но пока вроде все спокойно, кроме слова «любовь», разумеется.
Хорошее, вроде, слово, но в его произношении оно меня напрягает, и даже вообще как будто не подходит к ситуации, фальшиво звучит, я бы сказала. Прислушиваюсь к своему новому телу и к осколку зеркальца в кармане и убеждаюсь, что ни там, ни там ничто не отзывается на это прекрасное слово в исполнении Генриха.
Я твердо решаю задать ему целый ряд вопросов, которые придумываю на ходу, чтобы убедить этого мужчину: мы слишком разные. И, чтобы уберечь его ранимую психику, лучше отправить меня обратно домой как можно быстрее. Но мне не удается даже раскрыть рта.
- Смотри, что я хочу подарить тебе, - Генрих тут же достает откуда-то длинную серебряную цепочку с подвеской в виде огромного драгоценного камня темно-синего цвета в оправе, сверкающего безукоризненными гранями.
Ух, ты! Я заинтересованно тянусь рукой драгоценности мне еще никогда в жизни не дарили, надо хоть рассмотреть. То, что из украшений оказалось в этом мире на мне сразу не в счет, это реквизит, его дарили прежней Марии. Да там и нет таких больших блестящих камешков.
Но сейчас Генрих чуть отводит свою руку, и синее чудо оказывается недосягаемым. Не поняла?! Поиграть со мной решил?! Его движения, поступки такие уверенные, что всем сразу должно быть ясно - он хозяин положения. Но насчет меня это мы еще посмотрим.
- Не торопись, - словно мурлыкает мужчина, настолько приторно-сладок его голос. Сначала я расскажу тебе историю этого знаменитого камня.
Ничего себе, - думаю. - У камня есть своя история! Надеюсь, она не очень длинная, и не слишком много людей из-за него убили. Впрочем, камешек не выглядит потрепанным жизнью.
Генрих рассказывает, вперив в меня цепкий взгляд, держа цепочку навесу и чуть раскачивая наверное, у него руки дрожат, - а я слушаю, не в силах отвести глаза от сияющей настоящей драгоценности, которая сейчас станет моей.
И вдруг замечаю, что мое тело мне больше не подчиняется. От слова совсем.
Глава 9
И веки стремительно делаются каменными. Последнее, что вижу совсем близко надо мной страшные черные, как бездна, глаза «жениха». И чувствую от него сильный запах спиртного. А потом проваливаюсь в странное небытие.
Что со мной происходит я больше не знаю, не чувствую, не понимаю. И где я может, возвращаюсь в прежнее тело в реанимацию? Или вообще в морг, брр. Болтаюсь между мирами? Или умираю уже в новом мире? Что со мной будет?!
Что решил сейчас сотворить Генрих?! Внутренне содрогаюсь. Похоже, со мной запланировано сделать нечто даже более крутое, чем с его воинами, которых он «воспитывал» взглядом за пиршественным столом.
Все время помню, что на мне трусов с бюстгальтером нет. Жутко-то как! А вдруг он решил в таком состоянии у меня проверить, девушка я или нет?! Или даже Но я не согласна! Нет!!! Помогите!!! мысленно ору. Мне необходимо прийти в себя!
Вдруг, словно меня кто подтолкнул, вспоминаю старушку уборщицу в больнице, которая мыла полы по ночам, когда никто не шастает, и всегда подходила постоять возле меня. Я не могла ей ответить и показать, что слышу ее, а она все равно приходила каждую ночь и говорила мне что-то очень хорошее.
Ко всем она подходила или только ко мне не знаю. Может, я ей напоминала внучку или ее саму в молодости уже не узнать. Но я всегда ждала ее прихода, стараясь не спать.
Мучительно пытаюсь вспомнить сейчас, что именно она говорила, словно от этого зависит для меня все, сама жизнь.
Да! Знаю она молилась за меня, Деве Марии. Какими-то очень простыми словами, возможно своими собственными, но точно искренними.
И я пытаюсь сейчас делать подобное. Слова, то есть мысли,
идут тяжело, спотыкаются и зависают, потому что я вообще не привыкла просить о себе и тем более молиться. Но научилась же я общаться на чужом языке, когда очень понадобилось, - думаю, - а значит, и помолиться смогу, раз совсем приспичило.
Представляю, что где-то высоко, на самой вершине неба есть Мама, Мать, которая обязательно поможет тезке и дочери. Понимаю, что прошу, получается, о чуде, которого вроде бы не бывает, но почему-то верю, что оно обязательно произойдет.
И тут же чувствую короткую обжигающую боль в кисти руки. Наверняка ожог. Отдергиваю руку и раскрываю глаза: осознаю, что лежу на том же диване рядом с упавшим подсвечником. Совсем близко от меня небольшой костер.
А полураздетый Генрих тушит подушками ткань дивана, стоя рядом со мной со спущенными штанами. Чуть выше уровня моих глаз. Хорошо, что я не приглядывалась.
- Ай-ай! кричу в полную силу легких.
И вскакиваю. Искусственное оцепенение прошло.
- Ах, вот ты как, гипнотизер цыганский! Ну, сейчас ты у меня получишь, гадский князек, мерзкий озабоченный старикашка! И совсем не пряников.
Спрыгиваю с дивана, бегло оглядывая юбки и прислушиваясь к своему организму вроде бы признаков свершившегося насилия нет. Не успел понимаю.