- Ты, Аден, любишь княжну Марию?!
И он снова, помедлив, как бы через силу, но внятно говорит «да». Блиин! Над ним же Генрих, наверное, тоже упражнялся с гипнозом. Поэтому теперь Аден по первому требованию отвечает в бреду. Вот когда я узнаю все, что меня волнует! думаю с легким злорадством и шепчу, содрогаясь:
- Когда же ты дашь знать Марии об этом? В один из вечеров наедине в лесу?!
- Нет, - произносит он.
- Значит, ты скажешь, когда приведешь княжну к отцу! - я впервые думаю о том, как именно войду в замок Франконских князей после долгого отсутствия неизвестно где: оборванная и с таким сопровождающим. Что останется от репутации?! Над дочерью князя Людвига даже слуги станут подшучивать!
- Нет, - снова отвечает Аден.
- Когда же ты скажешь? - не понимаю я.
- Никогда. Это чувство без надежды, никто не должен о нем знать.
Глава 43
Лучше уж холодное равнодушие; хоть бы этот Аден замолчал наконец! - горько шепчу сама себе. Но продолжаю стоять, как вкопанная, а раненый, не раскрывая глаз, снова говорит в пустоту:
- Не бойся, я никогда ни о чем не попрошу тебя. Нужно сохранить тебя такой же наивной и чистой. Только не прогоняй! Лучше убей Зачем ты сулишь мне золото? Что мне с ним делать?! - разве я стану для тебя лучше в бархате и шелках?! Без тебя я уйду в лес, лягу на землю и тихо сдохну от тоски. Знал, что нельзя смотреть на тебя, знал, что будет больно, но не думал, что настолько. Я не могу есть, не могу спать; никогда не страдал так тяжело от ран; я наказал левую руку за то, что ты отказалась к ней притронуться. До тебя я будто спал; только теперь понял, как многого лишен: я тебя не достоин! Прежде я презирал это огромное тело, теперь - почти ненавижу. Я гибну. Спаси меня от себя самого, ты же можешь: лишь коснись невзначай или хоть посиди рядом, поговори, как с другом, дай мне понять, что я не проклят! Я скоро встану, я еще пригожусь тебе! Где ты? Где, я не вижу тебя! Мария!
Ошеломленная, я стою над ним. Снова хочется убежать. Я точно знаю одно так как у него закрыты глаза, то значит, это всего лишь сон, бред, это жар - он снова пылает огнем. Все сказанное может и обязано быть неправдой. Это сказки! Или что-то похожее на гипноз, которое необходимо сразу же забыть, так же как все другие кошмары Генриха. Скорей бы Аден замолчал! Лучше бы он вообще был немым!
А он зовет все отчаянней, и все время ищет вокруг себя что-то (кого-то?!). Он уже почти кричит, и я вдруг очнулась, испугавшись, что его услышат на переправе.
Я несколько раз окликаю его, но он не приходил в себя. Раньше говорил «буди любым способом», - что же мне, облить раненого водой или палкой ткнуть?! Нет, для меня это слишком.
Его длинные руки мечутся; боясь, что нас обнаружат, я хватаю руку Адена и удерживаю с минуту, наверное. Он тут же заговорил тише и, не закончив фразы, замолчал.
Я оставляю его в покое и лезу на холм осмотреться. Туман покрывает все вокруг; половинка луны одиноко висит в небе. Нет, никакого движения я не замечаю; туман и холм должны были заглушить голос.
Мимоходом я ощупываю свои руки, - не жжет, не болит, хотя прикосновение состоялось. Смотрю, раненый приподнимается, вертит головой, потом хрипло спрашивает, что нового.
- Пока ничего, - тихо отвечаю я, пытаясь смотреть сразу во все стороны.
Но единственное, что вижу - Аден поднес правую руку к глазам (ту, которую я только что держала!) и стал ее внимательно рассматривать при свете луны.
- Что с рукой? отрывисто спрашиваю, спускаясь.
- Я видел сон, - чуть слышно произносит Аден и кладет эту ладонь на грудь, накрыв другой.
- Снова кошмар?!
- Нет, почему? Такой хороший сон!
Рано утром я просыпаюсь от холода и сразу сажусь, зябко обхватив плечи руками. Потом наклоняюсь над раненым, проверяя его состояние.
Он не спит, глаза его приняли более-менее осмысленное выражение. Но он не отвел привычно взгляд, а посмотрел мне прямо в лицо, улыбаясь.
Обалдеть! Аден прямо и долго смотрит на меня, чего никогда раньше не делал, причем с жадным вниманием и даже с нежностью?
Мне вдруг показалось, что кто-то уже смотрел на меня так же. Или же на ту, предыдущую
Марию, а чувствую я? Но кто? Рихард? Или нет?
Мне становится не по себе. Замечаю, что с тех пор, как возвратила рясу, я хожу с непокрытой головой. Обещаю себе сегодня при первом же удобном случае оторвать от остатков нижней юбки широкую полосу и покрыть голову, чтобы не вводить этого мужчину в искушение.
А раненый все смотрит на меня, сияя синими глазами, словно счастлив от одного моего присутствия. Мне кажется, я даже краснею; отсаживаюсь от него дальше.
Аден тут же улыбается шире, показав ровные белые зубы, разворачивается ко мне и чуть придвигается, опершись на локоть. Открытые части его лица выражают, я бы сказала, радость, восхищение и настойчивость.
Это зрелище оказывается настолько неожиданным и ярким, что я буквально оторопела, не в силах отвести от него взгляда. Словно совсем другой человек внезапно появился рядом.
Я в замешательстве вскакиваю на ноги. Внезапно в его глазах мелькает какая-то мысль, и улыбка застывает, как бы присохнув к зубам. Не отрывая взгляда от меня, раненый тянется подрагивающей рукой к своей голове и натыкается на маску. Его улыбка превращается в оскал, глаза вытаращиваются и закрываются.