- Когда ты выехал?
- Шесть дней тому. Мост через Везер поврежден, я потерял время на объезд.
Князь Франконии жестом отпускает гонца и управляющего, тяжело поднимается и неуверенной походкой направляется вдоль террасы; аббат тут же подставляет ему для опоры свое плечо.
- Ты оказался прав насчет Генриха, Марк; недаром ты жил при его предшественнике. Что он еще пишет? Читай же! - требует князь.
- Мы оба правы, - уточняет собеседник, - вспомните, вы сразу заподозрили его, - служитель церкви разворачивает свиток и читает вслух:
«Спустя десять дней после моего весеннего визита госпожа Мария оказала мне честь передать свое первое послание с доверенным человеком. Она призналась, что, как послушная дочь, подчинилась воле родителя, но хочет продолжить наше знакомство. Некоторые из ее писем дочь Ваша позволила показать Вам, что я и делаю с глубоким почтением».
- Почерк писца, но везде приложена печать княжны, - задумчиво сообщает аббат, перебирая листы, и продолжает чтение:
«Неделю назад княжна Мария настояла на нашей личной встрече и на кратком путешествии в принадлежащий мне замок на реке Везер, где и была принята с полагающимися ей почестями. Мы объяснились и»
- Подделка! - вдруг выкрикивает князь Людвиг с такой яростью, что Марк содрогается.
- Успокойтесь, прошу вас. Теперь мы точно знаем, где ее искать, это лучше, чем неизвестность!
- Ее письма подложны. Я разгадал тебя, Генрих! - шепчет несчастный отец и в полуобморочном состоянии наваливается на провожатого.
Преподобный отец дотаскивает князя до кровати и вызывает лекаря.
- Моя девочка в плену, мы поедем ее выручать, - придя в себя, лихорадочно говорит Людвиг Великодушный; среди слуг он находит глазами аббата и обращается только к нему. - Пошли за командующим войском, передай, пусть срочно нет, лучше я сам переговорю с ним; начальника стражи, смотрителя конюшен, управителя, казначея и фельдъегеря - всех сюда!
Князь командует, лежа в постели. Вереница людей проходит перед ним, выслушивая срочные распоряжения и опасливо поглядывая на компресс со льдом на светлейшей груди и запачканный свернувшейся кровью рукав белоснежной рубашки.
Когда указания розданы, больной ненадолго забывается сном. Отец Марк несколько раз вглядывается в его лицо и наконец отпускает придворного лекаря.
- Я не верю, что она писала ему, - вдруг произносит князь, открыв глаза. - По крайней мере в том смысле, в котором он хочет это представить. Я объясню тебе. Да, Генрих приезжал, когда ты занимался своим аббатством. Остановился на постоялом дворе, приходил ко мне несколько раз, разговаривал снисходительно, словно старший с малым. Вроде бы он выступал просителем - надеялся при моем посредничестве помириться со святым папой - но при этом нисколько не утратил наглости; натворил в городе Бог знает что, словно зеленый юнец - пошалил, говорит.
- Порок иногда бывает привлекателен, - мягко замечает аббат. - Особенно для юных неискушенных девушек.
- Ты знаешь ее не хуже меня, - живо откликается князь-отец и садится в кровати.
- Она разумна не по годам. Да не так уж и юна. Генрих просил ее руки, чего уж скрывать, но она отвергла его, отвергла сама, как, - не подберу лучших слов, - кривляющуюся обезьяну. Официально я не присутствовал при этом, но видел и слышал все. И сейчас уверенно заявляю, что она не сбегала к нему впопыхах, потому что, во-первых, я обещал дочери не торопить ее с обручением до восемнадцати лет, а до этой даты, как ты помнишь, и сейчас еще более двух месяцев.
И второе, главное, и этого не мог знать Тюрингский: я предоставил ей право выбора. Мое дело - всего лишь держать двери раскрытыми для достойных молодых людей. Ей не было нужды бежать тайно, - если бы этот совсем не юный человек был ей приятен, если бы она решила связать с ним свою судьбу Я, разумеется, попытался бы ее отговорить, но я бы не запретил, она это знает совершенно точно. - Князь вздохнул. - Мое единственное дитя, моя умная, светлая и добрая девочка заслуживает личного счастья.
Аббат понимающе кивает, - всем известно, что Людвиг Франконский несчастлив в браке. Его женили еще подростком ради решения запутанного земельного вопроса, причем княгиня Ингрид на десять лет старше мужа. Долгие годы она изводит его ревностью, подозрениями и жалобами; однако никто не может назвать фаворитку Людвига Великодушного.
- Командующий попросил пятнадцать дней; похоже, он решил, что будут учения. За это время я обязан поправиться. Дай мне письмо.
Дорогая мягкая бумага, герб Тюрингии, перечисление титулов отправителя, преамбула приветствия Строчки пляшут перед глазами, Людвиг не может разобрать слов; казалось, бумага жжет пальцы.
- Должен ли я читать, зная, что это ложь?! - кричит князь, потрясая листками. - Брось это послание в огонь! Я не могу показать его княгине.
В дверь чуть слышно скребутся, она приоткрывается, и Клаус, не входя, манит пальцем священнослужителя, одновременно пытаясь загородить собой какого-то человека, одетого во все черное.
- Что там еще, что?! - взволнованно спрашивает князь.
Отец Марк в дверях принимает новое письмо, перевязанное траурной лентой, и замирает, не смея обернуться и не решаясь его вскрыть.