Папа так и не купил новую плиту. Даже электрическую. Со дня буквы «н» плиты у нас не было. Только полная морозилка замороженной еды, которую можно было разогреть в микроволновке. Мы ели сплошную радиацию. Когда мы готовили, Элли всегда держалась от нашего дома подальше, потому что верила, что от излучения микроволновки можно заболеть раком. Она никак не могла понять, почему мы не купим нормальную плиту или кухонный комбайн, как у них в коммуне такой, чтобы на нем можно было консервировать овощи, бланшировать и варить варенье.
Это ведь не может случиться дважды, правда? спросила она как-то раз. Под «этим» она подразумевала голову Дарлы в духовке.
Нет, ответила я. Не думаю, что это может повториться.
На самом деле, вполне могло. В нашем доме все еще жили два человека. Один из них я. От одной мысли о словах Элли у меня крутило живот. Иногда у меня начинался понос. Иногда меня рвало. Если бы все было так просто. Если бы это «не могло случиться дважды». Все, кто знал Дарлу, понимали, что история вполне может повториться, потому что такие вещи часто передаются по наследству. Но Элли просто говорила раньше, чем думала. И это тоже передавалось по наследству.
Мать Элли, Жасмин Блю Хеффнер, утверждала, что микроволновка ничем не лучше атомной бомбы, потому что ее тоже придумали во время Второй мировой. Похоже, к тому времени, как Элли будет поступать в университет, она либо будет гораздо умнее меня, потому что домашнее обучение, конечно, гораздо быстрее школьного, либо завалит все экзамены, потому что ее мама окончательно промоет ей мозги и она напишет, что микроволновка и атомная бомба одно и то же.
Элли не уставала расписывать мне прелести домашнего обучения, но в глубине души она понимала, что многое теряет. С того дня, как она перестала по утрам садиться вместе со мной в желтый школьный автобус, она начала жаловаться на жизнь в коммуне. Как будто школа была единственным, что связывало ее с реальным миром, и теперь она чувствовала себя птицей в клетке. Она спрашивала меня, как одеваются другие девочки. Как они красятся. Она спрашивала про парней, телешоу, социальные сети, танцы и спорт. Но чаще всего она спрашивала про секс, хотя нам только исполнилось четырнадцать.
У вас сегодня был урок здоровья? могла спросить она.
Был.
Вам уже показывали, как пользоваться резинкой?
Сегодня нам говорили про амфетамин.
Когда я объяснила ей, что сексуальное просвещение начнется только в одиннадцатом классе, она расстроилась:
Но ведь тогда уже будет поздно чему-то нас учить!
Да, мы уже сами все разузнаем, согласилась я.
Мы знали достаточно. У меня дома был интернет (у Элли не было; Жасмин Блю заявляла, что интернет это атомная бомба с порно и враньем; да-да, именно в этом порядке). К пятому классу мы начали гуглить. Сначала мы набрали слово «пенис» и полезли в картинки. Тогда мы нашли масляный пенис. Да-да, кто-то вырезал из сливочного масла половой орган со всеми анатомическими подробностями. Мы посмеялись над ним: зачем он нужен, если все равно растает? небось вкуснее, чем настоящий? Мы не понимали, зачем кому-то может понадобиться пенис из сливочного масла. Но потом мы нашли торты в виде пениса, шоколадные фигурки, леденцы Сошлись на том, что взрослые омерзительны. В пятом классе дальше этого не зашло: взрослые противные и точка.
В тот день мы дали друг другу клятву, что, если одна из нас займется сексом, она тут же все расскажет другой. В пятом классе мы сомневались, что это когда-нибудь случится, но мы обещали, если что, сразу же обсудить это. В средней школе, перед переходом на домашнее обучение,
Элли стала изучать эту тему так, как будто готовилась к самому важному событию в своей жизни. Она заставляла подруг покупать ей все новые женские журналы и рассуждала об оргазмах, яйцах и о том, «как доставить удовольствие своему мужчине». Иногда она давала свои журналы мне на хранение. У меня под кроватью скопилась целая коробка с ее секретами в основном журналы и тени для век. Презерватив, который дал ей какой-то парень. Страницы из воскресного номера газеты с портретами экзотических танцовщиц с именами вроде Любовь Кожаная, Лэйси Сноу и Застенчивая Энн, которые танцуют в местных стрип-клубах.
Иногда я тоже заглядывала в эти журналы. С Элли я делала вид, что мне это не интересно. Но я притворялась. Я всегда делала вид, что мне плевать на все, о чем девочки начинают думать в средней школе: на одежду, обувь, макияж, шампуни, секс, но мне было не все равно. Я все пыталась понять, почему. Почему всех это настолько интересует? Не знаю, почему меня беспокоило то, что мне плевать. Думаю, это было как-то связано с тем, о чем старались не думать все остальные. С Дарлой. Быть может, останься она жива, она могла бы что-то подсказать мне. Уроки полового просвещения от Жасмин Блю сводились к одной фразе: «Если начнешь слишком рано, пожалеешь». Каждый раз, слыша эту фразу, Элли становилась все любопытнее и все более решительно была настроена наконец-то заняться сексом, хотя бы чтобы проверить теорию матери.
Как ты думаешь, на что это похоже? спрашивала она у меня, хотя и знала, что мне неприятно об этом говорить. Думаю, она решила, что если нам по четырнадцать и ей интересно, то мне должно быть тоже.