Я ещё раз перечитала такое «мило, содержательное и полное материнской любви» послание, что не удержалась от смеха. Издевательский хохот невозможно было в себе подавить, он вырывался наружу, царапая горло и душу, вызывая слёзы то ли обиды, то ли злости.
Нет, ну это нормально, да?! Значит, взрослому мужчине она была нужнее, чем маленькой дочери. Молодчина, мамочка! Кукушка по сравнению с тобой образец заботливой мамаши!
Пальцы непроизвольно сжались, комкая лист с посланием от родительницы. Я с гадливостью уставилась на комочек бумаги и безжалостно запустила его в сторону холодильника. Бумажный шарик чуть-чуть не долетел до дверцы, но зато очень шустро закатился под холодильник. Там ему самое место! С удовлетворением проследила весь его путь и взялась за второй конверт.
Это письмо отличалось от первого, как свежесрезанный цветок от засушенного. Для изготовления конверта была использована дорогая, плотная бумага, по центру располагалось изображение ромбовидного герба в обрамление зелёных ветвей, перевязанных то ли лентой, то ли верёвкой с узлами, а в самом центре изображалась непотребного вида животина, которую мой мозг категорически отказывался классифицировать. Вид у несчастного животного был такой, что без омерзения на него не взглянешь. У меня возникла мысль, что сие убожество склепал из сотни разных картинок начинающий гений фотошопа, который вполне мог в будущем дорасти до гордого звания мастера-рукожопа.
Желания и дальше любоваться на герб у меня не было, поэтому я быстро сломала сургучную печать, оказавшуюся на оборотной стороне конверта, и вынула письмо. Послание было написано мелким, каллиграфическим подчерком с большим количеством никому ненужных завитушек и занимало целых два листа бумаги с золотым обрезом. Писала мне моя бабка, что было понятно с первой же строчки.
«Дорогая внучка! Я взялась за это письмо, уже зная, что смерть распростёрла надо мною свои крыла, - ага, я так и знала, что она была в курсе, что её грохнут из-за наследства! Наверное, ты задаёшься вопросом, для чего я пишу тебе эти строки.
Ответ прост: мне хотелось бы, чтобы ты не думала плохо о своих родителях. К себе я снисхождения не прошу, но хочу, чтобы ты поняла и простила свою мать.
В этом письме я буду кратка, все подробности ты узнаешь от поверенного нашей семьи Егора Всеволодовича Давыдова. Запомни, только ему и никому более ты можешь доверять!
Итак, я начинаю. Двадцать восемь лет назад мой единственный сын Вильгельм полюбил девушку, которую наша семья не могла одобрить. Я и мой супруг отказались благословить их брак и более того через какое-то время нашли Вильгельму подходящую невесту из достойной семьи. Мы смогли заставить сына расстаться с его возлюбленной, после чего он вступил в брак с подобранной ему девушкой. К тому моменту Светлана, твоя мать, уже носила тебя под сердцем, но мы были категорически против того, чтобы Вильгельм узнал об этом. Да, это было подло и жестоко, но тогда нам казалось, что решение верное, ведь мы желали сыну только добра.
Увы, судьба распорядилась иначе. Не прошло и года, как Вильгельм попал в лечебницу для душевно больных, став крайне опасным для общества. Он бредил твоей матерью, видя её в каждой женщине, звал её, сбегал из лечебницы, пытаясь её найти. Мы не могли просто смотреть на страдания сын.
Нам пришлось разыскать Светлану, и унижено просить её остаться с Вильгельмом. Твоя мать согласилась, но потребовала от нас исполнения двух условий. Во-первых, она намеревалась оставаться с тобой пока тебе не исполнится хотя бы три года, пообещав, что навещать нашего сына тоже будет в свободное от воспитания ребёнка время. Во-вторых, она хотела, чтобы ты была официально признана дочерью Вильгельма. На тот момент оба этих требования не понравились ни мне, ни Георгу, моему супругу, но другого выхода, к сожалению, тоже не было. Нам пришлось согласиться, хотя с исполнением последнего требования Светланы мы тянули, как могли.
Тебе было всего два с половиной года, когда состояние Вильгельма резко ухудшилось и Светлане не осталось ничего другого, как передать тебя на воспитание своей сестре и посветить всю себя заботам о нашем сыне. По некоторым причинам мы не могли заняться твоим воспитанием, именно поэтому твоим родственникам со стороны матери пришлось взять на себя эту ответственность.
Мне очень хочется, чтобы ты поняла, Светлане было тяжело принять решение расстаться с тобой и посвятить себя заботам о твоём отце. Я от всего сердца благодарна ей за эту жертву, пусть и понимаю, насколько это был жестокий поступок по отношению к тебе и твоей матери. Пусть весь грех ляжет на меня и на Георга! Но я отвлеклась.
Светлана не просто осталась с Вильгельмом, но стала ему сиделкой. Приступы агрессии прошли почти сразу, как твоя мать снова появилась в жизни нашего сына, только излечиться ему полностью так и не удалось.
Светлан проявляла к Вильгельму огромное терпение и заботу, в то время, как законная его супруга наотрез отказывалась посещать мужа. Именно тогда я, наконец, поняла, как мы были слепы и несправедливы.
За месяц до того как тебе исполнилось семь лет твои родители умерли. Их нашли рано утро, совершая обход. Вильгельм и Светлана сидели, обнявшись, в одном кресле и медицинская сестра не сразу сообразила, что они мертвы. Тела даже успели закоченеть в одной позе, словно твои родители не желали расставаться даже в смерти. Он не мог жить без неё. Она не желала жить без него»