Ну да, имеет смысл, согласился Циль Наукаль. Но в любом случае эту штуку, он покачал на ладони откованную металлическую лепешку, надо не один раз раскалять, чтобы изготовить хоть что-то полезное. Завтра сделаем открытый горн для нагрева. Один из мехов для него выделим.
Откованный кусок перекочевал в руки любопытного Атотолы, который был назначен дежурным на эту ночь.
А макуауитль сделать сможете? спросил он, пытаясь поцарапать крицу тумбажным кинжалом. Крица не царапалась.
Посмотрим. Как пойдет, пожал плечами Циль Наукаль. Разумеется, оружие мы будем делать. Но в первую очередь нам самим понадобится инструмент.
* * *
С тех пор так и пошло. Циль Наукаль проводил плавку за плавкой, меняя пропорции и размеры сырья. Все изменения отмечались на свитке и соотносились с результатом. Так, например, он выяснил, что использование крупных кусков древесного угля приводит к тому, что руда просыпается на дно горна и не превращается в железо. Слишком же мелкий уголь не дает прокачивать воздух и стопорит процесс. От размеров руды конечный результат тоже зависел.
После того как подобрали наиболее рациональное соотношение угля и руды, стали экспериментировать с формой и размером самого горна. Выяснилось, что увеличение внутреннего диаметра приводит к непропорциональному расходу топлива. Оптимальным диаметром для работы с одной воздуходувкой оказалась растопыренная ладонь. Кроме того, было подмечено, что лучше всего шел процесс, если к основанию диаметр немного расширялся. Опытным путем подбирали и место расположения, и угол установки фурмы, и интенсивность дутья. В итоге где-то за пару недель круглосуточных экспериментов Циль Наукаль добился стабильного получения однородных более-менее плотных криц весом в пол-головы, вместо причудливых и фрагментированных «цветков». Тратилось же за каждую плавку по четыре головы руды и девять голов угля. Если учитывать бесплатность исходных продуктов, результат был замечательный.
И результат этот попадал в руки Кимичина и двух его помощников, которых он поставил на обработку изначальных криц в полуфабрикат. Сам же он начал с того, что сделал себе и своим людям удобный инструмент. Во-первых, молоты и молотки. Поскольку пробить отверстие в железных заготовках он пока не умел, то просто придал цилиндрическим поковкам зауженную к середине форму. Ручку же пришлось делать такую, чтобы она охватывала головку молота в этом месте2.
Потребовались и многочисленные клещи. И для того чтобы удерживать заготовки при поковке, и для того чтобы вытаскивать крицы из горна. Вот при их изготовлении начались проблемы. Прутки, откованные из крицы, ломались при малейшем усилии. И каждый раз в изломе были видны вкрапления шлака или угля.
Выходом стало многократное проковывание исходной крицы. Её раскаляли до белого каления, расковывали в полосу, складывали и снова удлиняли ударами молота. После трех-четырех итераций и металл становился более менее однородным.
Подготовленный таким трудоемким способом металл уже годился не только на ручки для клещей и головки молотков, но и на инструмент. Вслед за молотками и клещами Кимичин попробовал сделать нож. Небольшой. В ладонь длиной.
Откованный и заточенный на ручном валуне, он оказался вполне хорош. Не столь острый, как обсидиановый. Не столь упругий, как тумбажный. Но легкий, надежный и дешевый. Ведь из одной крицы, которую вырабатывал горн за пять часов, получалось с десяток таких лезвий. Вскоре первые ножики пошли по рукам мастеров и военных. Всем не терпелось испытать самим, насколько новый металл лучше. Отзывы были неоднозначные. Основная претензия была к тому, что заточка очень быстро кончается. Но тут уж Кимичин ничего пока поделать не мог и предложил носить с собой маленький точильный камушек.
Зато у топоров негативных отзывов практически не было. Поначалу Кимичин делал их без проушины, на манер каменного топора. Но и в таком виде они заслужили похвалу от лесорубов. А уж когда он научился делать их, сгибая на оправке и получая таким образом проушину для рукояти, восторг углежогов и лесорубов достиг небес³. По их свидетельству, работа ускорилась в три раза, по сравнению с топорами из меди.
А вот военные поначалу оказались очень разочарованы. Полноразмерный макуауитль, откованный из железа, оказался бы совершенно неподъемным. Это было ясно сразу. А образец меча, сделанный по рисунку Хуакумитлы, согнулся при первом же ударе, хоть и не сломался при этом. Режущая же кромка его мгновенно покрывалась выбоинами и тупилась, стоило ею ударить по чему-то твердому вроде торца щита.
Кимичин пытался закаливать клинок в воде, как советовал в свое время Хуакумитла. Но результат был нулевой. Никакие качества меча от этого не менялись.
Выходом стали топоры. Вояки оценили их в руках лесорубов и потребовали себе такие же, но чуть полегче и на рукояти подлиннее. Оружие получилось сокрушительным. Если макуауитль был оружием, предназначенным для нанесения резаных ран и хлопковый доспех мог от них спасти воина, то от топора ни какая многослойная тряпка уже не спасала. Да, прорубить ее топор тоже не мог, но кости и ливер за ней повреждались фатально. В этом воины убедились, испытав первый же боевой топор на туше добытого на охоте тапира.