Тогда, возможно, ты ни с чем и останешься.
Я тебя умоляю! Ты долго не продержишься.
Я рассмеялась и приподняла голову, чтобы поцеловать его. Каллум крепче прижал меня к груди, наши губы встретились, и я на секунду подумала, что он мог быть прав.
Глава двадцать шестая
Рен! Дыхание Каллума пощекотало мне ухо, и я шевельнулась, задев его щеку лбом. Солнце садится.
Сквозь сомкнутые веки казалось, что комната купается в оранжевом свете. Кожа Каллума блестела и выглядела почти человеческой.
Я вытянула ноги на мягких простынях. Одеяло я, как выяснилось, сгребла в кулак и подтащила к подбородку. Я находилась внутри облака роскошного, пышного и утопала в постели, мягче которой не было ничего на свете. Облако пахло Каллумом: мылом, пряностями, теплом и, безошибочно, самую капельку рибутом.
Он убрал волосы с моего лба и прижался к нему губами, рассыпав искорки восторга по моему лицу до самой шеи.
Скоро надо выходить.
Его темные глаза встретились с моими, и я не нашла смысла притворяться, будто мне не страшно. Каллум и сам все видел. Он погладил меня по щеке, и по его пристальному взгляду я поняла, что он не корит меня за страх.
Я кивнула, но не двинулась с места. Вот бы остаться
с ним в этой постели на весь день, на всю ночь, на всю неделю! Забыть про дочь Леба, забыть о мифической резервации и обо всем, кроме его рук и улыбки.
И вдруг я увидела, что его трясет. Отдернув от меня пальцы, он откатился в сторону, сел и свесил ноги с кровати. Затем украдкой взглянул на дрожащие руки и потянулся за одеждой.
От ужаса я чуть не задохнулась и уткнулась лицом в подушку, боясь закричать.
Может быть, у меня найдется футболка поменьше, проговорил Каллум, вскакивая и подходя к шкафу. Из тех, что я носил года в четыре.
Я прыснула, не отрывая лица от подушки; потом села и постаралась придать лицу спокойное выражение. Но паника застряла в груди настойчивая, глумливая.
Хотя бы в семь, возразила я. Не такая уж я маленькая.
Вот, сказал он и бросил мне голубую рубашку. Тоже великовата, но можно завязать узлом.
Он пошел переодеваться, а я натянула свои штаны и его рубашку, которая доходила мне до середины бедер. Я попробовала сделать узел, но бросила это дело и затолкала ее в брюки. Взяла со стула черную фуфайку, которую он вынул специально для меня, и улыбнулась, приложив к лицу мягкую ткань.
Вернулся Каллум и положил в сумку фоторамку, маленькую камеру и смену одежды.
Можно проверить, не осталось ли у родителей еды, но я сильно сомневаюсь в этом, проговорил он, застегнув сумку на молнию и забросив ее за спину.
В кухне было голо, если не считать нескольких забытых надколотых тарелок. Каллум пожал плечами и протянул мне руку:
Готова?
«Конечно нет».
Готова, ответила я.
Потом еще раз обвела взглядом комнату, и мы вышли сначала в коридор, потом в гостиную. До самого выхода Каллум старался не смотреть вокруг и, даже открывая мне дверь, глядел в пол. По сравнению с прошлым вечером температура упала на несколько градусов, и холод пробирал до костей. Даже Каллум зябко поежился.
До перехода сделаем небольшую остановку, заявил он, указав на соседний дом. Я должен выяснить, где моя семья.
И как ты себе это представляешь? Заглянем и спросим?
Ну да, ответил он и потянул меня за руку в обход дома. Не успела я ничего сказать, как он уже постучал в окно.
Занавески разошлись, и за стеклом показался мальчик ненамного младше нас. Увидев, кто перед ним, он издал вопль и поспешно задернул шторы.
Эдуардо! крикнул Каллум. Мне нужно только узнать, куда подевались мои родители и Дэвид!
Эдуардо выглянул снова, прижался лбом к стеклу и расширил глаза.
Каллум?!
Да.
Дело плохо?
Вопрос мог означать что угодно, но Каллум кивнул.
Да. Дело плохо.
Эдуардо в ужасе моргнул, стекло запотело от его дыхания.
Ты сбежал?
Да. Ты знаешь, куда подались мои?
Мама сказала, что в Высотки.
Спасибо, отозвался Каллум и сделал шаг назад.
Погоди, сказал Эдуардо, поднимая раму. Каллум отступил еще немного. Какой у тебя номер?
Двадцать два, вскинул запястье Каллум.
Клево! пискнул Эдуардо.
Я рассмеялась, и Каллум послал мне улыбку.
А это кто? спросил Эдуардо.
Рен. Сто семьдесят восемь. Не называй ее клевой.
Сто семьдесят восемь! излишне громко воскликнул мальчишка. Во имя Техаса!
Спасибо, снова сказал Каллум и потянул меня в сторону. Мы собрались уйти.
Стойте, стойте! позвал Эдуардо. Мы обернулись, и он нервно закусил губу. Когда ты умер, моя мама спросила, чего бы я хотел, если бы заболел.
А чего бы ты хотел? повторил Каллум.
Ну, ты понял. Чтобы она знала наверняка. Он изобразил из пальца пистолет и приставил к виску.
Я слышала об этом. Моего мнения на сей счет никто не спрашивал, и я не знала, что сказать. Такое же выражение появилось на лице у Каллума. Он вопросительно посмотрел на меня.
Нет, сказала я.
Эдуардо уставился на Каллума в ожидании подтверждения, и я на мучительно долгую секунду подумала, что он не согласится.
Нет, наконец произнес Каллум. Рискни стать рибутом.
Ты говоришь так, потому что у тебя мозги потекли? спросил Эдуардо.
Может быть. Каллум весело затряс головой, и мальчишка оскалился в улыбке.