Орёлка робко оглянулся на сани. А там точно и нет никого. Только тулупы горой лежат, и валенки торчат. А голов совсем не видно. С передних саней, как только казаки их кинули, работники кучей вывалились в снег и побежали в лес. Взглянул Орёлка на старшего, точно знакомый кто-то. А тот глядит на него и усмехается. Что тут будешь делать? Один казак посадил Орёлку на лошадь, хлестнул ее, и Орёлка поскакал вперед по дороге.
Когда работники вернулись из лесу, они сильно удивились, что Орёлка уж дома. Стали расспрашивать, что с ним те казаки сделали и куда он их привел. Орёлка сказал, что привел он их на хозяйский двор. Сам хозяин их встретил, обрадовался, а начальника их в хоромы к себе повел.
Ага! крикнул Сысойка, то и я мекал, он тот летошний казак, что с хозяином в поход ушел.
Так, сказал Орёлка, Гуляй-Лобода его звать. Ноне тож с хозяином в поход пойдут царство воевать.
Вишь ты, вздохнул Надейка, неймется нашему-то. Нет, чтоб промысел блюсти.
Надейка-то наш, засмеялся Артюха, одна у его забота промысел. Не плачь, Данилка останется, он те соблюдет!
Грамота с прочетом
А Лобода нашел себе забаву устроил катанье в санях с берега на Вычегду. Подговорил Данилу, попросил Ивана дворовых девок отпускать после обеда. Холопы расчистили дорогу от самого собора до средины реки. Только пообедают, хозяева спать уйдут, а Лобода с Данилкой на берег, и девки из челядиных изб за ними. Веселье на берегу поднимается, визг, хохот.
На вербной неделе, перед вечером, только что они разыгрались, вдруг с московской стороны бубенцы раздались. Данилка выбежал на площадь думал, не к ним ли кто. Нет, на мостик не выехали, свернули на воеводский двор. Немного погодя из воеводского двора опрометью выскочил Акилка, перебежал Солониху на Соборную площадь и прямо в строгановские ворота.
Эх, сказал Данила, не пойти ли домой? К батьке, видно, воевода послал.
А ну его к бесу, сказал Лобода. Поиграем еще малость.
Акилка вошел в ворота, поглядел кругом, спросил сторожа, где Данила Иванович, а сторож сказал, что молодой хозяин ушел на Вычегду.
Нечего делать пришлось Акилке самому итти к Ивану Максимовичу. Вошел он в сени, а Иван Максимович как раз выходит из своей горницы и потягивается после сна.
Ты отколь? спросил Иван Максимович.
От воеводы я, государь, начал Акилка.
Чего надобно? перебил Иван сердито. Со сна он всего злей бывал.
По тебя, государь, Иван Максимыч, воевода прислал. С Москвы от великого государя грамота тебе.
Чего ж мне не прислал грамоту? спросил Иван.
С прочетом , государь, грамота, воевода велел, до его-де ты
До его! крикнул Иван. Покуль до его, а до тебя тотчас, шпынь приказный.
Иван шагнул и дал Акилке в ухо, так
что Акилка отлетел в другой угол.
Подь, покажь воеводе мою грамоту.
Акилка весь дрожал, а уйти не смел. Знал он, что воевода тоже не помилует.
Ну! Чего стал? Еще хошь?
Умилосердись, государь, молвил Акилка. Убьет воевода, веры не даст. Может, отпишешь.
А! Отписать тебе? закричал Иван. То можно. Эй, Галка, вели Юшке козлы тащить, живо отпишу.
Иван шагнул к Акилке, но тот не стал ждать. Пулей выскочил из сеней, скатился с лестницы и побежал назад, потирая ухо.
Иван схватил со стены собачью плеть, вышел во двор и велел холопам запереть ворота. Знал он, что воевода еще кого-нибудь пришлет. Ужо, примет Иван посланного с честью, закается Степка присылать за ним, точно за посадским старостой.
Ветер в тот день поднялся сильный, хотя и не холодный. Первый раз еще мороз сломился. Ставни хлопали, снег с крыши мело. У Ивана полы разметало, когда он ходил по двору.
На площади зазвенели бубенцы, заскрипели полозья и остановились. Иван тоже стал против ворот, весь насторожился. В ворота застучали.
Эй, кого нанесло? крикнул Иван.
Отворяйте! Сам воевода к Ивану Максимычу.
Почто пожаловал, не знал, не прошен? спросил Иван.
Как смеешь! раздался воеводин голос. Отворяй тотчас! Царская грамота к тебе.
Врешь! крикнул тоже Иван и махнул холопам, чтобы отворили ворота.
Ворота быстро распахнулись, и воевода шагнул через подворотню. Приказные робко жались за ним сзади. Иван, сжимая плеть, стал перед воеводой.
Пожаловал, Степан Трифоныч! закричал он. Ну, уж не обессудь на угощеньи.
Он взмахнул плетью и ударил воеводу по высокой шапке. Шапка слетела, а воевода, не помня себя, кинулся на Ивана, крича:
Воеводу посмел! Замест царя! Берите его! В железа тотчас! Пристав! Акилка!
Ах, ты так, пузо приказное! крикнул Иван. Погодь ты у меня. Эй, Юшка, держи его! Панька, разоблокай!
Холопы несмело подходили. Воевода визжал, топал ногами. Ветер трепал ему волосы, рвал длинные рукава.
Иван держал его за воротник и хлестал плетью по плечам.
Иван Максимыч, опомнись! заговорил вдруг кто-то громко.
Иван оглянулся. Перед ним стоял московский дьяк Семейко Пахомыч. Никто и не заметил, как он вылез из саней и вошел в ворота.
А, Семейко Пахомыч, просим милости, сказал Иван, не выпуская воеводы. Дай лишь незваного гостя отпотчевать.