Молодец, Мишка! Упился, знать! Дороги не найдет.
Мишка, крикнул Иван,
оглянувшись назад.
К площадке подходил воевода.
Мишка, покажи, как кривой мужик по базару похаживает да в ларьки глаз запускает. Вожатый испугался, завертелся на месте, замахал руками. Девки прятались друг за друга, закрывались рукавами, иные полезли на возы. А Иван не унимался.
Ну, Мишка, кричал он, чего ж ты? Аль глаз закрыть не можешь? Дай обвяжу. А ты покажь, как мужик одним глазом по ларькам зыркает.
Воевода уж стоял перед Иваном, ногой топал и рот раскрывал, но ничего не мог сказать.
А, Степан Трифоныч, здорово, сказал Иван, а я тебя и не приметил. Мишку поглядеть пришел?
Воевода обернулся к поводырю и закричал наконец на него, брызжа слюной:
Ты чего тут? Торгу мешаешь! Лошадей пужаешь! В холодную его, и с Мишкой.
Вожатый повалился в ноги.
Помилуй, государь! вопил он, ярмарка. Дал посбирать.
Пошел! кричал воевода. Запорю! Тащи его!
Не серчай, Степан Трифоныч, вступился Иван, то я его покликал девок повеселить. Просил лишь показать.
Но воевода все топал ногами и кричал:
Издевки строишь! Воеводу не уважаешь! Мотри, не спокайся.
А чего мне каяться, Степан Трифоныч? Чай, я в чужой карман не лазаю, по ларькам не шарю.
А! Ты так! завизжал воевода. Гадаешь, не прицепиться к тебе? Мотри, похочу, найду зацепу.
Какую зацепу? спросил Иван.
Сыщу, дай срок. Воевода вдруг вспомнил. А мужика кто запорол?
Я в своих холопах волен, сказал Иван.
Ан не холопа вольного.
Вольного? спросил Иван.
Запамятовал? крикнул воевода. А Русинова Афоньку? Женка летось жалилась.
Иван вдруг весь посерел.
Афоньку! крикнул он. Лжа то!
И, не оглядываясь, он быстро зашагал с площади.
Воевода даже рот раскрыл, а потом засмеялся.
Вишь, пробормотал он, не любит Ивашка, как про его. Погодь, доберусь я.
Иван, ни на кого не глядя, пробирался через площадь. Миновав ее, он вышел из посада, перешел мост через Солониху и прямо пошел к собору.
Из строгановских ворот как раз вышел Данила, он тоже собрался на ярмарку. Данила поглядел на отца и удивился с чего он в непоказное время в собор собрался. А Иван взбежал на крыльцо, рванул дверь так, что самого себя чуть по лбу не стукнул, и бросился в притвор.
А через минуту дверь опять распахнулась, и Иван выскочил назад, таща за волосы сторожа.
Ты все, ты все, смерд проклятый! кричал он. Сказал убью.
Он бросил его на лестницу и стал топтать ногами.
Данила испугался.
«А ну, как впрямь убьет, подумал он, отвечать придется не наш холоп».
Он побежал через площадь и закричал:
Батюшка, за что ты его? Брось лучше!
Иван выпрямился, оглянулся и завопил:
Хвостишь, щенок! За отцом шныришь!
Данила со страху чуть не сел на снег, но опомнился и что есть духу помчался вдоль тына. Иван бросился было вдогонку, потом плюнул и повернул обратно к собору. Но сторож, как только Иван оставил его, скатился с лестницы и забился под крыльцо в кучу мусора.
Иван махнул рукой и пошел домой.
Казаки
Летом с варниц не уйдешь. А зимой варничные работники ездили в санях далеко от Соли лес рубить, топливо заготовлять. И Орёлка с ними. Тут бы в самую пору уйти. После работы в обед заваливались все по саням спать. Пробовал Орёлка подбивать Артюху с Сысойкой они с ним теперь дружней жили. Уговаривал их забраться втроем в одни сани и, когда другие работники захрапят, удрать. Да никак не сговориться было с ними. Трусили. Вот и сейчас поели, на Орёлку и не глянули, завалились спать в одни сани с другими работниками.
Сюда они все приехали в трех санях. Орёлку тоже кто-то позвал из саней, но он и не откликнулся. Сел на пенек и чуть не заревел со зла. Неужели так и не надумает он ничего? Холод стал пробирать. Орёлка вскочил, потоптался на месте, похлопал руками, хотел было в сани залезть, а потом плюнул, надвинул шапку на уши, залез с ногами на ствол срубленной сосны, привалился к веткам да и заснул. Проснулся что такое? шум, крик, лошади, шапки бараньи. Всю просеку запрудили. Казаки, что ли?
Окружили передние сани, кричат чего-то, хохочут, стегают плетками работников, один саблей машет. А работники только глубже в солому зарываются. И на других санях ни один не шелохнулся. Старший с кривой саблей опять закричал что-то. Один казак спрыгнул с седла, отвязал лошадь с санями от дерева,
вывел на дорогу и хлестнул плетью. Лошадь сразу понесла вскачь по дороге.
У Орёлки в глазах потемнело. В полон забрали, стало-быть! Он соскочил с сосны и бросился между лошадьми к старшему казаку.
Куда ты их? кричал он. Вор! То ж работные люди, холопы. Нет у их ничего.
Казак как взглянул на Орёлку, так и покатился со смеху.
Эге, крикнул он, вот так вояка! Не забоялся. Чего ж с ими делать? Мы их про дорогу пытали, а они молчат, словно оглохли. Ну, мы их малость побудили. Ты дорогу на Соль ведаешь? Ведаю, сказал Орёлка.
Ну, геть с нами. Залазь на коня, эй хлопцы киньте их!
Казаки отстали от саней и вернулись на просеку, веселые, красные. Махают плетками, гикают.
Эй, ребята! крикнул старший, видали, какой вояка? Один на все войско донское пошел. То теперь наш атаман. Гей, атаман, веди нас на Соль!