Да полно ты, Ваня. Мне ль тебя учить? Сам, чай, ведаешь. Промысел наш вовсе без хозяина. В варницы-то вовсе не заглядываешь. Цырени так не чинены и живут. Соль год от году плоше. Аль не Строганов сам? Аль вновь Андрей Семеныча ждешь, чтоб на ум наставил?
Вишь, нрав у тебя, Анна! Почнешь добром, а там так и норовишь в обиду что сказать. Ладно, добр я ноне. Сердца на тебя нету. А наперед памятуй в дому полная твоя воля. Сказал, хозяйкой будешь и хозяйствуй. А до моих делов не касайся. То не бабья забота.
Тем временем до дому дошли. Иван повернулся и пошел навстречу настоятелю, который потихоньку шел по двору с Марицей Михайловной. Старуху вели с двух сторон девки. Феония шла сзади, просфору несла. Фомушка в одной рубахе, босой, подпрыгивал по снегу.
Анна не стала ждать свекрови. Вперед всех вошла в сени и прямо в свою горницу. Фрося там сняла с нее опашень, Анна подала ей шапочку. Сама села на лавку, руки на коленях сложила, так и просидела, пока ключница пришла обедать звать. Не было ей удачи с Иваном.
Посадские
«Баба, она баба и есть, думал он, заладила одно: цырени да цырени. Знала бы, что у него на уме, не приставала бы. Дай срок, увидит Анна, каков человек. Строганов Иван».
Выспался после обеда Иван Максимович и надумал на посад пойти. Без Лободы ему скучно стало и выпить не с кем, и побеседовать. Надел шубу Иван Максимович и прямо пошел на Воскресенскую площадь, в кабак. Кабак издали видно люди пообедали, а над ним из трубы дым идет. Крыльцо стоптано так, что черное все, точно и не зима.
Кто-то дверь отворил, оттуда пар вырвался, шум, крик.
«Э, подумал Иван Максимович, да они никак все собрались. Давно с ними не гулял. Соскучились, поди».
Отворил он дверь, со свету темно ему показалось. Потолок черный бревенчатый, сажа хлопьями висит. На поставцах лучины чадят, пар, густой в воздухе. Столы вместе сдвинуты. Навалились все на них. Кто сидит, а кто на коленях на лавке, сзади валенки торчат. Кричат все, галдят, перекоряются. Сперва и не заметили Ивана Максимовича.
Мир беседе, крикнул Иван весело, примайте гостя! Потчую всех ноне.
Когда он заговорил, все сразу примолкли. Не глядят на него, точно испугались чего-то. Ерзают по лавкам, толкают друг друга.
Просим милости, сказал наконец Пивоваров, подвигаясь на лавке.
Эй, Тишка! крикнул Иван Максимович кабатчику, волоки вина боченок, я ноне плачу. Вишь, народу что набралось, а пьют лено.
Никто не ответил Ивану. Усов младший дергал Пивоварова за рукав и шептал ему в ухо, но тот только отмахивался и головой тряс. Другие поглядывали на них и помалкивали.
Да вы чего, сказал Иван, носы повесили? Гулять я ноне хочу. Давно с вами не гуливал.
То-то, Ивашка, сказал Пивоваров, давно на посаде не бывал, а у нас, вишь, дела какие. Чай, слыхал в соборе то?..
Ты про то, что пошарили в поветях у вас. Чай не все уволокли. С одного разу не обедняете. Вон Тишка вино катит. Гуляй, ребята, в мою голову.
Вишь, гуляй, сказал Кузьма Усов. Тебя, чай, лихие люди не тронули.
Да, за тыном-то сидеть оно ладно, подхватил Чичерин, а мы-то ровно в лесу живем. Кто хошь приходи грабь.
Чего ж зеваете, сказал Иван, ведомо, и стены обвалились, и ров засыпало, и крепости, почитай, ни одной нет. Чего ж не ставите огород ?
Не ставим! крикнул Усов. Да ты чего? Уговор-то, чай, ведаешь вместе ставить. Аль одному посаду осилить? Сам сулил, а сам не платишься.
Вишь, вы к чему подбираетесь! захохотал Иван. Не, ребята, то мне не с руки. Не бывать тому. Сами мошны-то порастрясите.
Погодь, Ивашка, крикнул опять Усов, может, и ты поплатишься как.
Молчи, Кузька! крикнул Пивоваров и дернул его за рукав.
Ты чего, Кузька, задираешь? сказал Иван. Пей лучше, Аль впервой лихие люди пошаливают?
То-то давно не бывали, сказал Пивоваров.
Видно, гадали, что скучились вы, засмеялся Иван.
Тебе все в смех, Иван Максимыч, сказал Чичерин, а нам не до смеха. Вишь, караульного досмерти убили.
Чего ж, панихиду по ем, что ли, служить? Ну и убили. Иного поставите.
К собору, вишь, Воскресенскому подбирались. Нехристи, видно, сказал, кто-то.
Басурманы , вишь, отколь ни возьмись, в Соли объявились крикнул другой из угла.
Каки басурманы? спросил Иван.
Все молчали.
А хошь бы тот, что с тобой, Ивашка, похаживал, крикнул Кузька Усов.
Чего? крикнул Иван и стукнул кулаком по столу. Да вы что, аль с ума сбрели! Как со мной говорить почали! Запамятовали, кто я? Не спытал вас, с кем дружбу водить.
Чего осерчал, Ивашка, сказал Тереха Пивоваров, к слову то лишь. Поминали мы намедни, такие же вот, как приятель твой, при Шуйском князе Соль зорили. Еле отсиделись. Всех было вырезали, Тебя-то в те поры не было, Максим Якович, покойник, на Пермь съехал и вас увез. Да, от их, нехристей, добра не жди, сказал кто-то.
Вечор лишь съехал от тебя басурман тот, сказал Усов, а в ночь и
Кузька! крикнул Иван и вскочил с лавки, в морду хошь? Ах ты, смерденок! Какое слово посмел сказать.