Поднимаюсь кверху, а лиса-то, холера, ерепенится, хвостом бьет по ботинкам.
Наконец на баркасе сбросил ее со щупа и поместил в корыто.
Два дня для интересу держали. Молотит хвостом, воду расплескивает, посуда для нее мала, а большей не имели. Подойти воду налить ей опасно хвостом зарубит, хуже крокодила. Надоела она, дьявол, всем, и выбросили ее за борт. А она лежит на воде и не тонет.
Издохла, говорю я. А лисица шевельнулась боком, вроде проверила, не в корыте ли она, и вдруг бац хвостом, водой нас окатила и Митькой звали.
Захаров вытер пот и вздохнул.
А дальше?
Что дальше?
Не встречал?
Не встречал, сказал Якубенко, а если бы и встретил, то все равно бы ее не угадал, все морские лисицы рыжие, и та была обыкновенная, рыжая. Зато вот вчера на грунте мимо меня мелькнула, вся, как есть, черная и в белых пятнах, будто молоком обрызгана. Такую, признаться, я прежде не замечал. Редкостная лисица. Ну, да разве за всеми усмотришь.
Ну, ходи, зевнул Якубенко, а то этак с тобой и до вечернего сигнала партию не кончишь.
Но Захарову было уже не до шашек.
Всю ночь Захаров не спал, ворочался и думал: «Два дня только прошло, как ее увидел Якубенко, неужели успела заплыть неизвестно куда. А может, опустилась тут же и легла на дне. Ушла или опустилась? Ушла или опустилась?»
Утром Захаров захватил на баркас мешок, веревку и щуп.
Это зачем? спросил водолазный старшина Якубенко.
Для лисицы, сказал Захаров решительно. Хочу изловить.
Ха, смотри-ка, так она там и дожидается, глупей тебя, сказал Якубенко. Брось ты на работе пустяками заниматься.
Но Захаров погрузился в воду со своими ловецкими принадлежностями и спрятал их на дне под камень.
Целый день Захаров работал возле разбитого судна и настороженно озирался. Осматривал каждый камень, каждую палку. Вздрагивал, чуть зашевелится водоросль, но то оказывалась просто какая-нибудь рыбешка или морской конек. Захаров даже отказался от смены в работе, чтобы подольше остаться под водой.
Но напрасно лисица не показалась и на другой день, и на третий, и на пятый, и на десятый.
Захаров изнервничался. Его не утешали даже новые черноморские рыбки, краб-страхолюд и морские коньки, жившие в каюте. Он не спал и не ел, часто отвечал невпопад и нередко, когда проходил по палубе, товарищи сочувственно смотрели ему вслед.
Вот и работа заканчивается, и наутро судно «Эпроновец» должно уйти в Севастополь. Старшина Якубенко сообщил Захарову по телефону на дно, чтобы он застопорил напоследок лежащую в стороне заиленную железную бортовину.
Захаров уже было ответил: «Есть», как вдруг крупная тень упала впереди на грунт.
Ах, сатана! вырвалось у Захарова.
Красный от гнева, Якубенко смотрел на Захарова, который взбирался по трапу с мешком, где ворочалось что-то и валило Захарова со ступенек.
И как ты смеешь, подлюга, так старшину обзывать?! гневно спросил Якубенко, как только снял с Захарова шлем.
Захаров только промычал и загородил мешок.
Это еще что за гадость приволочил?
Якубенко брезгливо поморщился и шагнул к мешку.
Но Захаров не отвечал, он быстро сбросил с ног водолазные ботинки, схватил ношу
и побежал на судно. За плечами его из мешковины торчал наружу какой-то зубчатый сучок.
Сумасшедший, рубаху скинь! крикнул ему Якубенко.
Но Захаров еще быстрей побежал, оставляя на палубе мокрые большие следы, похожие на медвежьи.
Вечером Захаров не пришел на кубрик. Он сидел в своей каюте и, когда Якубенко постучал к нему, даже не отозвался.
А рано утром, еще до снятия «Эпроновца» с якоря, Захаров стал носить с берега ракушки, песок и водоросли. Много раз он черпал из-за борта морскую воду, стараясь заодно поддеть ведром медуз и головастиков.
А во время обеда Захаров вдруг попросил у кока, вместо жареной, сырую рыбу и унес в каюту.
Зачем ему сырая? удивились на кубрике.
Из каюты Захарова слышался громкий плеск и укоризненный голос:
Ну, ну, не привередничай.
Кого ты там купаешь? спросил Гераськин.
Захаров не ответил. А плеска больше не стало, его заглушило треньканье Захарова на балалайке.
Нет, ребята, сказал Гераськин, тут дело нечисто. Пойду узнаю, кого он там прячет.
Захаров был в каюте. Гераськин постучал, но ответа не последовало. Гераськин умел подражать чужим голосам. Он снова постучал и басом строго сказал, как командир судна:
Товарищ Захаров, немедленно откройте мне!
Есть, ответил Захаров и открыл.
Через несколько минут Гераськин выскочил из каюты и взлохмаченный влетел на кубрик.
Ну что, узнал?
Факт! засмеялся Гераськин. Он, правда, меня из каюты вытолкал, но все-таки я кое-что успел разглядеть.
А что? спросили товарищи.
Гераськин оглянулся по сторонам и страшным голосом сказал:
Понимаешь, гляжу, а на его кровати кто-то лежит, одеялом накрыт, и плещется. А на подушке зеленые волосы раскиданы.
Водоросли, сказал один из команды.
Хорошо. А под одеялом?
Русалка.
Откуда же русалка? Русалки в море не живут, они в реках водятся, сказал боцман.
Так она с Днепра приплыла, засмеялся Гераськин.
И очень просто.