Из этих челобитных легко можно видеть, до какой степени многие алчные воеводы, дьяки и всякие приказные люди порой злоупотребляли властью. Лихоимство, взяточничество, насилие следствия крайне низкого умственного и нравственного уровня были настоящей язвой Русской земли в то время, несмотря на очень суровые наказания, какие постигали виновных. Дьяка, например, уличенного в лихоимстве, нещадно били кнутом, привязав на шею взятую вещь кошелек с деньгами, мех, даже соленую рыбу, затем отправляли в ссылку. Но суровость наказания не искореняла зла, потому что надежда скрыть незаконные проступки, выйти сухим из воды была слишком сильна. Какой-нибудь пройдоха-дьяк или воевода лучше челобитчика знал ходы в приказы, умел ускользнуть от наказания, поделившись с нужными людьми, и выходил чист. Совесть, стыд на нравственно грубого человека тоже мало действовали. «Стыд не дым глаза не выест», «Хоть стыдно, да сытно», рассуждал он. Порой только под старость страх смерти и наказания в будущей жизни заставлял иного старого греховодника, разжившегося приказного замаливать свои грехи ходить на богомолья, жертвовать на монастыри, раздавать милостыню и таким образом хоть часть дурно нажитого возвращать нищей братии.
В судебном деле, конечно, сильнее всего сказывался вред от лихоимства: правда и корысть плохо уживаются меж собой. О ходе судопроизводства мы уже говорили. От прежних выборных людей оно перешло в руки воевод и дьяков.
При иске требовались свидетели, присяга, поличное, письменные доказательства. Письменная часть вообще усилилась, что очень затрудняло большинство неграмотных или малограмотных людей; требовалась помощь подьячих, а стало быть, и новые убытки кроме судебных пошлин и всяких приношений. В делах уголовных прибегали
к повальному обыску, то есть допрашивали местных жителей обо всем, что они знали о личности подсудимого и о преступлении. Нелепый и жестокий способ пыткой добиваться у заподозренного человека признания был во всей силе. Держался по-прежнему не менее дикий обычай ставить несостоятельных должников на правеж: несчастных, пока они не уплачивали свой долг, ежедневно били палками по икрам. Помещики имели право вместо себя ставить на правеж своих холопов, и многие не совестились пользоваться этим бесчеловечным правом; притом они имели право сами судить своих крестьян, за исключением уголовных дел.
Наказания преступников отличались чрезмерной суровостью: кнут и батоги были весьма употребительными наказаниями от них не избавлялись и бояре. Казни были жестоки до крайности. Четвертование и колесование, сажание на кол, сожжение (еретиков), заливание горла расплавленным оловом (делателям фальшивых денег) показывают, до какой суровости и грубости доходили нравы того времени. При Федоре Алексеевиче видим в этом отношении уже больше человеколюбия: мучительные казни отменяются.
Войско
Бояре, окольничие, спальники, стольники и прочие придворные чины, с виду вовсе не воинственные, в сущности были воинами и в случае войны переменяли свои блестящие боярские уборы на военные доспехи, садились на коней и сопровождали государя в поход или отправлялись туда, куда царь указывал, занимали разные начальственные места. Так называемые московские дворяне, стряпчие и жильцы составляли лучшее, отборное войско (гвардию) при государе. Помещики, мирно занимавшиеся хозяйством по своим поместьям, были на самом деле воинами, обязанными явиться по первому призыву «конно, людно и оружно» к местному воеводе; они только временно проживали в поместье, кормились по милости государя, наделившего их и землей и крестьянами, чтобы могли править ратную службу.
При царе Федоре Алексеевиче войска, готового к бою, было до двухсот тысяч. Большая часть была иноземного строя, то есть устроенная по-европейски; остальная ратная сила состояла из отрядов русского строя да из казаков малороссийских (черкас), донских, яицких и других; присоединялись порой и орды служилых кочевников, татар, калмыков и других.
В прежние времена почти все русское войско состояло из конницы, что объяснялось постоянной борьбой со степняками-татарами; теперь же пехота начинает понемногу брать перевес, а вместе с тем огнестрельное оружие начинает преобладать над холодным.
Пехоту русского строя представляли стрельцы, явившиеся впервые, как известно, при Грозном. Их было 22 полка, около тысячи человек в каждом; ими начальствовали русские полковники (головы), имевшие звание стольников. Часть стрельцов стояла в Москве, а несколько полков по другим городам. Жили они отдельными слободами, получали от казны жалованье, землю, могли заниматься промыслами и торговлей, причем им давались различные льготы освобождались они от всех городских повинностей, платежа торговых пошлин, если занимались мелочной торговлей. Полное походное вооружение их состояло из мушкетов, бердышей и сабель, а некоторые, сверх того, имели копья; такие отряды или роты назывались копейными. При каждом полку был наряд (артиллерия): 7 или 8 пищалей (длинных пушек) на