Благочестивый Алексей Михайлович, видимо, душевно скорбел, что приходилось уступать часть православной Русской земли, и не хотел допустить и мысли, чтобы отдать всю Малороссию Польше, как сначала требовали поляки. Царь в письме Нащокину так выразил свою мысль на тогдашнем своеобразном языке:
«Собаке (Польше) недостойно есть и одного куска хлеба православного (Малороссии); если же оба куска хлеба достанутся собаке вечно есть ох, кто может в том ответ сотворить? и какое оправдание примет отдавший святый и живый хлеб собаке; будет ему воздаяние преисподний ад, прелютый огонь и немилосердые муки!»
Денежные затруднения и смуты в Москве
денег; в одной Москве выпущено было поддельной монеты более чем на шестьсот тысяч рублей. Медные деньги стали падать в цене торговцы брали их очень неохотно; цены на товары весьма быстро росли. Напрасно правительство издавало указы, чтобы никто не смел поднимать цену на товары, чтобы медные деньги всеми принимались в одну цену с серебряными. Прибегали к жестоким казням: делателям воровских денег отсекали руки и прибивали их напоказ к стене денежного двора; заливали горло расплавленным оловом. Ничто не помогало.
Медные деньги летом 1662 года так упали в цене, что их давали на восемь рублей за рубль серебра. Дороговизна на жизненные припасы поднялась такая, что бедным стало трудно жить; особенно терпели, конечно, рабочий и служилый люд, живший жалованьем.
Весной 1662 года после Пасхи чернь в Москве стала волноваться; носились слухи, что собирается гроза на боярина Илью Даниловича Милославского, гостя Шорина и некоторых других, которых винили в перемене в денежном деле ради собственной корысти.
Вы везете письмо к изменникам; государя в Москве нет, а письмо надобно всему миру.
Письмо силой отобрали у приказных; стали его во всеуслышание читать. Дело кончилось тем, что в толпе раздались крики: «К царю идти требовать, чтобы царь выдал виновных бояр на расправу», и затем чернь в числе нескольких тысяч повалила в село Коломенское.
Государь был в церкви в то время, как подошла толпа. Увидев из окна вдали множество людей, хотя безоружных, но шедших с криком и шумом, среди которого можно было разобрать имена Милославских и Ртищева, царь приказал этим боярам скрыться в покоях царицы и царевен, которые сидели у себя ни живы ни мертвы от страха, а сам вышел на крыльцо к шумящей толпе. Ему поднесли в шапке письмо, говоря:
Изволь, великий государь, вычесть письмо пред миром, а изменников привесть перед себя.
Ступайте домой, отвечал им царь. Как только отойдет обедня, я поеду в Москву и учиню сыск в том деле и указ.
Ласковая речь царя несколько успокоила бушующую чернь.
А чему нам верить? кричали некоторые.
Царь обещал им Богом и даже на своем слове протянул руку; тогда один из толпы ударил с государем по рукам. После того все спокойно отправились назад, в Москву. Хотя у государя и было войско, но он не велел никого трогать.
Выдай изменников! кричала толпа.
Я государь, сказал царь. Мое дело сыскать и наказанье учинить, а вы ступайте по домам!
Но крики продолжались.
Не дай погибнуть понапрасну! кричали одни.
Буде добром не отдашь, кричали другие, мы станем брать их сами, по своему обычаю!
Эти дерзкие требования вывели наконец царя из терпения: он велел стрельцам, бывшим при нем, и боярам ударить на толпу. Мятежники обратились в бегство, и множество их было перебито; некоторые были казнены.
В Москве волнение стихло, но жалобы на медные деньги продолжались. Медный рубль ценился уже в 15 раз меньше серебряного. Наконец издан был указ, по которому употребление медных денег вместо серебряных отменялось. Выпущено было правительством в оборот серебро в значительном количестве; но все-таки государство долго не могло после того оправиться от сильного денежного расстройства.
Царь Алексей Михайлович
внутренние смуты и беспорядки, безденежье вот что представляет это время; а между тем до тех пор еще не бывало в Москве такого государя, как Алексей Михайлович. Добродушный, ласковый, приветливый ко всем, он получил недаром прозвище Тишайший. Если по вспыльчивости и случалось ему кого-либо обидеть или по склонности к веселью и шутке жестко пошутить над кем-нибудь, то он старался загладить обиду, смягчить неловкую выходку. В те грубые времена эта мягкость нрава и доброта в человеке, облеченном высшей властью, были большой редкостью. Например, вот что пишет близкому человеку сам царь об одной своей забаве во время пребывания в селе Коломенское: «Извещаю тебя, што тем утешаюся, што стольников купаю ежеутр в пруще кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю, да после купания жалую, зову их ежеден, у меня купальщики те ядят вдоволь, а иные говорят: мы-де нароком не поспеем, так-де и нас выкупают да за стол посадят; многие нароком не поспевают» (Дело было зимой.) Из этого видно, что шутка царя, на наш взгляд, довольно тяжелая, нисколько не обижала его приближенных, потому что он смягчал ее своей лаской. Так бывало и в других случаях.