«Это вам за то, паны, говорится в одной народной думе, что не захотели вы с казаками-молодцами в мире жить; для вас лучше были жиды, чем удальцы-запорожцы; а теперь за то попробуйте татарской юшки». «Не по одном ляхе осталась вдова, не по одном заплакали дети-сироты, говорит другая песня. Высыпался хмель из мешка, натворил беды панам напились они желтой водицы, да, видно, хмелю было много положено, не устояли они на ногах».
В то время, когда был уничтожен польский отряд при Желтых Водах, коронный гетман стоял с войском близ Черкасс; оно было невелико меньше, чем у Хмельницкого. Паны в польском стане пировали. Каждый из них, особенно богатые магнаты, прибыв с отрядами своими в стан, считали долгом устраивать пиры. Время летело незаметно; никто и не беспокоился о том, что уж много дней прошло, а об отряде молодого Потоцкого ни слуху ни духу. Самонадеянные поляки были так уверены в своем боевом превосходстве над казаками, что даже и верить не хотели, когда до них впервые дошли дурные слухи об участи отряда; однако тревожные вести о состоянии края начинали уже смущать их. Разведчики, которые посылались в разные стороны узнать, что делается в народе, доносили, что Украина повсюду пустеет; что кое-где заготовлены запасы и стоят вооруженные люди. Все показывало, что готовится большое народное движение. Эти вести смутили панов-начальников; они с тревогой стали припоминать, что в отряде молодого Потоцкого много русских. Решено было идти на выручку своих. Два дня польское войско шло, не встречая людей, не получая никаких вестей, казалось, будто весь край вымер. Наконец принес их раненый шляхтич, которому удалось спастись из желтоводской битвы. Все были поражены ужасом. Узнали, что Хмельницкий уже близко с бесчисленным войском, по уверению шляхтича. После долгих споров решили отступить и укрыться в укрепленных городах. Двинулись в обратный путь и на третий день похода достигли Корсуна на реке Роси. Сюда разведчики принесли весть, что Хмельницкий с татарами следует по пятам за польским войском и с часу
на час надо ожидать нападения. Решено было остановиться укрепленным станом и приготовиться к бою.
Затея Хмельницкого удалась вполне: Галаган был схвачен и приведен к начальникам. Его стали, по тогдашнему обычаю, пытать огнем, допрашивая о числе казаков и татар.
«Нашим я не знаю счета, сказал он, да как и узнаешь с каждым часом их прибывает, а татар тысяч пятьдесят; скоро и сам хан с ордою будет здесь»
И без того поляки были уже в большой тревоге, а тут ужас обуял их. На совете панов поднялись споры. Многие были того мнения, что надо бежать как можно скорее. Потоцкий был постоянно не в ладах с более решительным помощником своим Калиновским. После долгих пререканий решено было отступать.
На другой день, перед рассветом, польский обоз поднялся с места; возы с припасами, панские рыдваны со всяким добром, лошади и пушки под охраной пехоты тронулись в путь. Рассказывают, будто паны, по какому-то непростительному легкомыслию, взяли проводником Галагана, хорошо знавшего ту местность.
«Хлоп! воскликнул Потоцкий. Чем ты заплатишь славному татарскому рыцарству? Оно победило меня, а не ты с твоей разбойничьей сволочью!»
«Тобою, отвечал Хмельницкий. Тобою, который называет меня хлопом, и тебе подобными!»
По решению рады, оба гетмана и самые знатнейшие паны, а также несколько тысяч пленных были отданы татарам. Сверх того, казаки поделились с ними и богатой добычей.
Хмельницкий отслужил благодарственный
молебен и устроил пир казацким старшинам и мурзам; простым казакам выкачено было двадцать пять бочек горилки (водки). На Запорожье с вестью о победе посланы были бунчуки, булавы, взятые у поляков, тысяча талеров запорожскому братству на пиво, а триста на сечевую церковь.
После Корсунского побоища Хмельницкий стал под Белой Церковью.
Вести о желтоводском и корсунском погромах быстро разносились повсюду. Восстание запылало по всей Украине. В это время умер Владислав, и наступило в Польше бескоролевье это развязывало Хмельницкому руки: он постоянно выставлял на вид, что поднял восстание не против короля, а против всемогущего польского панства, творившего вопиющие насилия и беззакония, стеснявшего даже и короля. Чтобы выиграть время и побольше набраться сил, Хмельницкий завел с польским правительством переговоры, а тем временем повсюду, по всей Украине, по обе стороны Днепра, поднимались народные силы. Крестьяне кидали свои обычные занятия, перековывали свои косы и серпы в сабли да копья или просто, за недостатком оружия, с косами и дульем шли толпами к Богдану, а тот распределял их по полкам или, выбрав из их же среды отважного и ловкого вожака, пускал их «очищать Русскую землю», как выражались тогда.
Иные ватаги «хлопов», даже и не сносясь с Хмельницким, сами выбирали себе удалого атамана и отправлялись на свою страшную работу. «Хлопская злоба» против панов-притеснителей, которая долго таилась, теперь прорвалась с неудержимой силой и запылала по всей Украине. Панам, ксендзам и жидам пощады не было. Всюду, где появлялись гайдамаки так звались эти шайки озлобленных хлопов, в деревне ли, в местечке ли, панские слуги, обыкновенно русские, приставали к ним, и не было спасения господам. Их же собственные слуги вязали их и отдавали в руки гайдамаков. А те предавали их бесчеловечным истязаниям: резали, топили, распиливали пополам, буравили глаза, сдирали кожу словом, творили все, что только могут совершать грубые, озлобленные люди, дошедшие до зверской свирепости. Нередко тут же, на месте кровавой расправы с паном и его семейством, среди трупов, начинался дикий разгул: потоками лилось дорогое панское вино, пили, пели, плясали. Случалось и так, что какой-либо пан со своей командой из шляхтичей застигал в замке мертвецки пьяных гайдамаков и в свою очередь творил над ними жестокую расправу; впрочем, это было очень редко. Все паны искали спасения в бегстве, но спастись было трудно. «Каждый хлоп наш неприятель, каждое русское местечко и селение гнездо врагов!» свидетельствовал один из них. На каждой тропинке беглецы могли встретиться с ужасными гайдамаками.