Однако неверно было бы изображать Мэнсфилд мизантропом, разуверившимся во всем и во всех. Она верит. Верит истово и бескомпромиссно в Любовь и Искусство некое единое божество, способное пробудить людей от духовной спячки и освободить их от жалких пут буржуазного эгоизма. И она создает свой гимн Любви рассказ «Je nе parle pas Français». Мышка Муза и Любовь. К ней не пристает грязь улицы, и ее не унижает нищета гостиничного номера. «Всамделишность» ее мыслей, чувств, всего ее существа не позволяет другим прятаться в привычные и удобные во всех отношениях «роли». Один из самых известных писателей сегодняшней Англии Джон Фаулз, наверное, был первым, кто понял значение этого образа, обратил внимание
взад и вперед, а расплывчатые мертвенно-бледные отсветы фонарей, которые, словно языки пламени, лизали мокрую улицу, волшебными рыбками, резвящимися в Большом канале.
Она была очень рада, когда добралась наконец до Ричмонд Роуд, но всю дорогу от угла улицы до дома номер двадцать шесть она думала о предстоящем подъеме по лестнице на пятый этаж. Ох, уж эти пять этажей! Просто преступление заставлять людей жить так высоко. В каждом доме должен быть лифт, простой и дешевый, или же эскалатор, как в Эрлскорт, но лестницы! Стоя в вестибюле и глядя на первые ступеньки и лестничную площадку, украшенную чучелом альбатроса, которое мерцало, точно привидение, при свете маленького газового рожка, она чуть не заплакала. Ничего не поделаешь, придется брать приступом эти этажи: как будто взбираешься на велосипеде по крутому склону, только здесь не предвидится приятного спуска с другой стороны
Наконец-то ее комната! Она закрыла дверь, зажгла газ, сбросила шляпку, пальто, юбку и блузку, сняла с крючка за дверью старый фланелевый халатик, надела его, затем расшнуровала ботинки: оказалось, чулки не так уж промокли, можно их не менять. Она подошла к умывальнику кувшин сегодня опять не наполнили. Воды было только- только чтобы намочить губку. В тазу растрескалась эмаль, вот уже второй раз Розабел обдирает себе подбородок.
Ровно семь часов. Если поднять штору и потушить газ, будет гораздо уютней. Розабел не хотелось читать. Она опустилась на колени перед окном и положила руки на подоконник; всего лишь тоненькое стекло отделяет ее от огромного залитого дождем мира!
Она начала вспоминать все, что случилось за день. Разве можно забыть ту ужасную женщину в сером макинтоше, которая требовала автомобильную шапочку с отделкой, «что-нибудь такое красное с чем-нибудь розовым по бокам», или девушку, которая перемерила все шляпки в магазине, а потом сказала, что зайдет завтра и окончательно решит? Розабел не удержалась от улыбки уж очень это было шито белыми нитками
Но была еще одна покупательница: девушка с красивыми огненными волосами, белой кожей и глазами цвета той зеленой с золотистым отливом ленты, которую они получили на прошлой неделе из Парижа. Розабел видела, как остановился у входа ее автомобиль. С ней вошел мужчина, совсем еще молодой человек, и как превосходно одет!
Какая шляпа мне нужна, Гарри? спросила девушка, когда Розабел вынула булавки из ее шляпки, развязала вуаль и подала ей ручное зеркало.
Вам нужна черная шляпа, ответил он, черная шляпа с пером, и чтобы оно шло вокруг всей тульи, а потом вокруг шеи и завязывалось бантом под подбородком, и чтобы концы его свисали до пояса, перо должно быть порядочных размеров.
Девушка посмотрела на Розабел смеющимися глазами:
Найдется у вас что-нибудь в этом роде?
Им было ужасно трудно угодить. Гарри требовал невозможного, и Розабел почти отчаялась. И тут она вспомнила о большой коробке наверху: ее еще не распаковывали.
Одну минуточку, мадам, сказала она, кажется, я смогу показать вам то, что вы хотите.
Задыхаясь, она взбежала наверх, разрезала веревки, сорвала папиросную бумагу и что же? там оказалась именно такая шляпа: большая, мягкая, с огромным изогнутым пером и черной бархатной розой ничего лишнего. Они были в восторге. Девушка примерила ее, а потом протянула Розабел.
Мне хочется посмотреть ее на вас, сказала она очень серьезно и даже слегка нахмурилась.
Розабел подошла к зеркалу, надела шляпу на свои каштановые волосы и затем обернулась к ним.
О Гарри, какая восхитительная шляпа! Я непременно возьму ее! Девушка снова улыбнулась Розабел Она вам необыкновенно идет.
Внезапно непонятный гнев охватил Розабел. Ей захотелось швырнуть эту очаровательную, изящную вещь в лицо девушке. Она вспыхнула и наклонилась над шляпой.
Шляпа прелестно отделана внутри, мадам, сказала она.
Девушка выпорхнула на улицу и села в автомобиль, оставив Гарри расплачиваться и нести картонку.
Розабел слышала, как она сказала: «Я поеду прямо домой и надену ее, а затем мы отправимся завтракать».
Молодой человек стоял, склонившись к Розабел, пока она писала чек, потом положил ей в руку деньги.
Когда-нибудь позировали? спросил он.
Нет, коротко ответила она, почувствовав быструю перемену в его тоне едва заметный оттенок дерзости и фамильярности.
Напрасно, сказал Гарри. у вас чертовски миленькая фигурка.