Самой поганенькой маленькой смертью, была перспектива бесконечной отсидки в Аббаде. Восемьсот лет!.. Для существа, впервые осознавшего себя не более тринадцати лет назад, это было равносильно вечному заключению.
Возможно, Каспер приспособился бы в конце концов к медленному течению времени и научился бы оперировать не секундами, а годами и десятилетиями... Но это было невозможно, пока все заключенные Аббада (за очень малым исключением) презирали его и делали все, чтобы мальчишка начал отмечать зарубками каждую десятую и сотую долю проклятых мгновений, проведенных здесь. Его запихивали в банки, пробирки и спичечные коробки, откуда выпускали только на время утренней и вечерней проверки. Однажды Каспера измолотили в лепешку, потом скатали в трубочку и плевались из нее жеваной бумагой...
Воры и казнокрады, что сидели в Аббаде, устраивали целые шоу, принародно подсчитывая награбленные в течение земной жизни суммы, затем деля их на срок отсидки и получая в результате ТО, РАДИ ЧЕГО И ПОСТРАДАТЬ НЕ ГРЕХ.
Я купил каждый год отсидки за две тысячи награбленных долларов! с гордостью объявлял один.
А я за шесть тысяч семьсот! объявлял другой.
А я за десять триста!
А я...
Чем выше сумма сделки тем большая честь вору. Каспер же заплатил за каждый свой год... Сколько-сколько?.. Сотню долларов делим на восемьсот лет... Мгм-м. Двенадцать с половиной центов. Двенадцать с половиной центов, разрази их гром!.. Иначе говоря, триста шестьдесят пять дней заключения Каспера стоили столько же, сколько коробка самых дешевых спичек. Когда обитатели Аббада узнали об этом, у них чуть животы не полопались от смеха.
У Аббадских убийц и маньяков свой счет. Они тоже подсчитывают, сколько заплатили за пребывание на Постылом холме. Но уже не в долларах, а в человеческих жизнях.
У меня каждый год идет за два!
А у меня за восемнадцать!..
А у меня...
А у меня...
Касперу сказать нечего. Ему кажется, что первый год его заключения длится уже по меньшей мере тысячелетие. Но это из другой оперы. Об этом лучше промолчать.
Одно из страшнейших ругательств в Аббаде «Хампердинк». Касперу так и не удалось узнать, какой смысл кроется за этим словом. Его пускают в ход лишь в том случае, если лицо, к которому обращаются, находится достаточно далеко, или уже отчалило дальше по этапу на Второе Небо (и далее до Седьмого) или в Полное Ничто. Китаец Фынь говорил, что обозвать кого-нибудь в глаза Хампердинком то же самое, что предложить собеседнику сыграть в русскую рулетку... Кто-то из двоих после такого оскорбления должен развоплотиться. «Это закон природы», говорил Фынь.
Ну а самое-пресамое распоследнее слово (даже рука дрожит написать его) это «функ». Хуже и представить себе нельзя. Если бы на Том Свете существовали ядерные сверхдержавы, то стоило бы только одному из ядерных президентов прикрепить сзади к пиджаку другого ядерного президента бумажку с этим ругательством, как через минуту повзрывались бы все водородные бомбы и наступила бы ядерная зима...
Каспера обзывали и Хампердинком, и функом. А также хунком и фампердинком. А еще финном и хампердунком. При этом никто из обзывавшихся нисколько даже не робел оттого, что Каспер может взять и разорвать его на части. По правде говоря, мальчишка до конца не понимал, почему ему следует обижаться именно на эти слова, в то время как он знал множество куда более обидных прозвищ (дурак, например, или крышка от унитаза).
А теперь, помойный функ, молись... Тебе будет не больно.
Но зато очень-очень обидно.
Он схватил Каспера за ухо и потянул вниз. Мальчишка рванулся было в сторону, но вымогатель и бутлегер только хрипло хохотнул:
Еще одно резкое движение, малыш, и твое ушко упорхнет от тебя, словно мотылек.
Двести сорок пятая камера была приятно взволнована. Сеансы ухотерапии Каспера превратились для заключенных в подобие любимого телесериала.
Только чтобы без шума, пророкотал из-под потолочной балки Уджо Гаечный-Болт. Его в камере все слушаются, потому что Уджо авторитет. Крутизна. Примерно в два с половиной раза круче, чем Гуччи-Зубило.
Мы будем вести себя тихо, как мышата, хихикнул Юджин.
Каспер примерно догадывался о том, что затеял Зубило (все это повторялось не раз и не два). И знал, что помощи ждать неоткуда. Ему было наплевать, какими словами его обзывают и какое мнение о нем складывается у сокамерников, но делать что-то надо было.
На полу стояла пустая стеклянная банка, которую кто-то украл из шкафчика мистера Матумбы. Гуччи собирался запихать туда Каспера и закрыть крышкой из мирроидной меди, чтобы пленник не мог вырваться наружу раньше времени. Затем банку ставили на спиртовку, и тогда Кислый Юджин, как правило, объявлял голосом Джона Кеннеди:
Господа!.. Дамы!.. Дети!.. Комнатные и домашние животные, а также их паразиты и паразиты их паразитов!.. От имени правительства я обращаюсь ко всему американскому народу, ко всей великой-нации! У меня дрожит голос, у меня дрожат колени и кончик носа, у меня подергивается веко все оттого, что вместе с вами я переживаю историческую минуту... О, да! Мы были первыми, кто отправил на Луну пилотируемый космический корабль с человеком на борту, Юджин шумно высмаркивался в плечо соседу и торжествующим голосом завершал речь: И мы будем первыми, кто отправит на Луну привидение! Наше; американское привидение, поняли, да?.. Ура! Ура!..