Не стрелять! крикнул я, бросаясь следом. Живым брать!
Хромой Лозовой оказался на удивление быстрым. Петляя между вагонами, он мчался к темневшему впереди забору. Снег скрипел под сапогами, морозный воздух обжигал легкие.
Вдруг из темноты метнулась тень, Глушков, срезав путь через пути, перехватил беглеца. Короткая схватка, глухой удар, и вот уже бывший чертежник распластался на затоптанном снегу.
Вяжите субчика, хрипло скомандовал начальник охраны, доставая из кармана шинели наручники.
В свете станционного фонаря я разглядел выпавшую из кармана Лозового карточку. Германский паспорт на имя Курта Мюллера. А в потайном кармане пальто шифровальный блокнот с кодами.
Прошу в машину, я кивнул подоспевшим охранникам. Товарищ Рожков уже ждет на Лубянке.
В кабинете заводоуправления я развернул найденную при обыске газету. Между страниц обнаружилась фотография нашей новой лаборатории. А на полях знакомым почерком: «В. ждет образцы стали. Срок 48 часов».
Я снял телефонную трубку:
Соедините с товарищем Рожковым. Срочно Алексей Петрович? У меня для вас информация. Ветлугин в Риге, ждет курьера с образцами. Да, есть доказательства Что? Уже выехали на вокзал? Отлично
Утром Рожков сообщил: группу Ветлугина взяли при посадке в рижский экспресс. При них нашли чертежи кислородной станции и немецкие взрыватели, точно такие же, как использовались при диверсии.
Я смотрел, как за окном занимается морозный январский рассвет. История с путиловскими инженерами завершена. Но почему-то казалось это только начало. Слишком серьезные силы стоят за попытками выведать секреты нашего производства.
Степан! я выглянул в приемную и сразу обнаружил водителя. Заводи машину. Едем в мартеновский.
До сдачи оборонного заказа оставалось восемь дней. А значит, нет времени на размышления о тайных врагах. Печи ждут.
Глава 8 Автоматизация
Михаил Александрович, может, стоило подождать более теплой погоды? я поприветствовал известного радиоинженера.
При минус двадцати электроника работает даже лучше, улыбнулся он, подслеповато моргая. Меньше паразитных токов. А вот ваш молодой человек, говорят, придумал интересную схему усиления?
Зотов, раскрасневшийся от мороза, уже раскладывал на столе в лаборатории свои чертежи. Его самодельный усилитель на радиолампах ГК-3 занимал целый верстак.
Смотрите, он включил рубильник с эбонитовой ручкой. Сигнал от термопары идет
на первый каскад, затем дальше.
Бонч-Бруевич склонился над схемой, его опытный глаз быстро оценивал решение:
А ведь работает! И очень оригинально Особенно схема компенсации помех.
Василий у нас самородок, я похлопал Зотова по плечу. Сам разработал систему автоматического регулирования температуры печи.
За окнами лаборатории раскинулся заснеженный заводской двор. В свете прожекторов рабочие осторожно затаскивали в здание огромные деревянные ящики с электронно-лучевыми трубками.
Ну-с, Бонч-Бруевич потер озябшие руки, приступим к монтажу? Время не ждет.
Будущая диспетчерская на втором этаже мартеновского цеха уже ждала оборудование. Стены выкрашены белой масляной краской, на полу новый линолеум «Пирелли». Вдоль стен протянулись стойки с измерительными приборами.
Я поглядел на изобретателя. В который раз подивился, что судьба дала мне шанс работать с легендарными людьми, о которых я читал только в учебниках.
Михаил Александрович Бонч-Бруевич, создатель первых отечественных радиоламп, выглядел типичным русским профессором старой школы. Высокий, сухощавый, с аккуратно подстриженной седеющей бородкой, иногда подслеповато щурился. Его долгополая университетская шуба с потертым меховым воротником хранила еще дореволюционный петербургский шик.
Выпускник Николаевского инженерного училища, блестящий офицер, он после революции всецело посвятил себя радиотехнике. Его лаборатория в Нижнем Новгороде стала центром разработки первых советских радиоламп.
История нашего сотрудничества началась совсем недавно, с подачи Сорокина. Молодой Зотов, копаясь в своей домашней мастерской, собрал удивительный радиоприемник, способный принимать даже берлинские станции. Его схема усиления оказалась настолько оригинальной, что я через Сорокина немедленно организовал встречу с Бонч-Бруевичем.
Поразительно, сказал тогда Михаил Александрович, разглядывая самодельный усилитель. У вашего юноши явный талант. Эта схема компенсации помех просто бесподобна. Мы в Нижнем только подходим к подобному решению.
Затем быстрая поездка в Нижегородскую радиолабораторию. Длинные разговоры о возможности передачи изображения на расстояние. Бонч-Бруевич показывал экспериментальные электронно-лучевые трубки, рассказывал о работах Розинга.
А что если, предложил я тогда, соединить вашу систему передачи изображения с автоматическим управлением мартеновской печью? Диспетчер сможет не только видеть процесс плавки, но и управлять им дистанционно.
Михаил Александрович загорелся идеей. За пару дней в его лаборатории собрали первый комплект оборудования. Зотов разработал схему сопряжения системы видеонаблюдения с автоматикой печи.
Знаете, говорил Бонч-Бруевич, поблескивая пенсне, в Америке Зворыкин пытается создать нечто подобное. Но у нас есть шанс опередить их. Особенно с такими самородками, он кивнул на Зотова, колдовавшего над схемой.