Да.
Они приятельствовали давно, ещё с полицейской школы.
Видел фото. Как вам удалось скрутить такого здоровяка?
А он не сопротивлялся.
Да? А руку тому, второму всё же сломал.
Сломал. Но я этого не видела. Мы приехали, когда всё закончилось. Девушка рассмеялась, то, как ругался тот, со сломанной рукой, надо было слышать.
Он сейчас в больнице. Помню я его. Пересекались.
Нам сказали, их было трое. А тот здоровяк один. Все разбежались ещё до нашего приезда. Остался лишь побитый, и ругался как сапожник. А этот задержанный спокойно стоял рядом, и ты знаешь, Марк, такого безразличия, какое было на его лице, я видела впервые. И когда оформляли, и когда везли в участок. Мне кажется, он так и не понял, что мы полиция.
Вот как? протянул Марк. Думаешь, не понял?
Девушка утвердительно кивнула и они распрощались.
«Будто не от мира сего», вздохнул Марк, провожая взглядом хрупкую девичью фигурку в полицейской униформе.
«И этот бич тоже, мысли снова вернулись к задержанному, Не рабочий, но и не попрошайка. Ему определенно есть что скрывать. Каждому в нашем 23-м есть что скрывать. Но удивляет явная нестыковка в простых, повседневных вещах. И ещё одно»
Вспомнились слова старшего патрульного офицера:
Тот, кого мы привезли, если и бездомный, то, ему точно есть, где приводить себя в порядок. Гладко выбрит. И волосы, будто только-только вымыты.
Окна полицейского отделения поочередно вспыхивали светом. Далеко за бараками взвыла сирена. Заканчивалась вторая смена, а значит через десять минут, тысячи усталых рабочих потянутся по туннелям в свои крошечные квартирки, чтобы забыться глубоким шестичасовым сном.
Господин инспектор!
Марк оглянулся. Со ступенек ему махал молодой стажёр в сером кителе дежурного
и с красной повязкой на рукаве.
Вас ждут в «дежурке»!
В дежурной части на единственном, покосившемся от времени и множества человеческих задов табурете, сидел худой, морщинистый и очень сутулый человек. Видно, что систематически недоедал и имел проблемы с позвоночником. На пропитом почерневшем лице, под заплывшим правым глазом, красовалась старая, начавшая основательно желтеть большая пухлая гематома. Правая рука покоилась в недавно наложенном белоснежном гипсе, и это была единственная девственно чистая деталь во всём его обличии. Остальное же выглядело крайне неряшливо старые, бесформенные подвязанные веревкой брюки, растянутый штопанный во многих местах свитер, вылинявшее пальто с засохшей грязью на фалдах и не по размеру детская вязаная шапочка на плешивой голове. Он сидел, уткнувшись в пол, придерживая левой ладонью загипсованную руку.
Марк остановился перед посетителем и, скрестив руки на груди, спросил:
Ко мне?
Человек поднял глаза:
А по вчерашней драке к вам?
Да.
Господин, э-э
Капитан.
Сутулый вскочил и скрипучий табурет громко, пронзительно взвизгнул.
Господин капитан, скороговоркой затрещал незнакомец, глотая окончания слов, я прише сказать, что не имею никаки претензий. Никаки ни к чему э, ни к кому. Рука, э-э да что рука, бывало хуже. Не им
Так, перебил Марк, пройдем в кабинет.
Он махнул дежурному и направился к лестничному пролету. Сутулый последовал за ним.
Давно из больницы? не оборачиваясь, спросил Марк.
Из травмпункта? Сразу, как токо наложили, сутулый постучал костяшками пальцев по свежему гипсу и брезгливо поморщился, и под зад коленом. Больница, хе-хе. Все им там провонял. Чистюли
Они вошли в кабинет.
Садитесь, Марк указал на стул, как звать?
Меня? Э зовите Шмайсер. Меня здесь все знают, да и ваши, хе-хе, тоже. Так, хе-хе, по мелочи
Ладно, анкетные данные уточнять не буду. Я и так все про тебя знаю. Из рапорта патруля и не только.
Сутулый внимательней присмотрелся к Марку здоровым глазом и ахнул.
Так это вы! Год назад, в «Толстой Бочке» вы ещё тогда патрульным служили?
Да, Шмайсер, сталкивала нас жизнь. Так что ты для меня человек небезызвестный.
Видимо сутулый окончательно вспомнил Марка потому как, развалившись на стуле с видом старого знакомого, непринужденно протянул:
О-о, вы теперь инспектор! Поздравляю с повышением, господин начальник.
Марк жестко осадил:
Так! Зачем пришел?
Шмайсер понял, что перешел границу, съёжился и еле слышно пробурчал:
Я, э никакого заявления писать не буду. Ничего не было. Ну, хе-хе, дел то на копейку. А крику развели, крику зря только эта тетка полицию вызвала. Лучше бы, вон снова что ни день, то беда. А рука, он взмахнул загипсованной рукой, рука заживет как на собаке, не впервой-то.
Поелозив на стуле, сутулый подался вперед и как-то жалобно простонал:
Не надо ничего, господин начальник, а? Пожалейте.
В смысле, пожалейте?
Ну, а это, вдруг замялся, понял, что ляпнул лишнее, бумагу пожалейте, хе-хе. И себя это в смысле, свое драгоценное время. Вам же ничего с этого дела не обломится, хе-хе эка, драка. И не драка вовсе, а так ерунда. Вам с этого никакого проку. И вам меньше хлопот, и мне спокойнее. Тут и без меня работы по горло с утра до вечера передоз, вешаются, на «колючке» горят. А у меня что? Жизнь как жизнь. Вот Лизка, дура, саданула неделю назад, во драка