Жить, конечно, мы стали беднее, пришлось продать машину.
Прошла зима, мы с Сашкой окончили школу. Выпускные, потом вступительные экзамены в Педагогический им. Герцена, на факультет иностранных языков. Мы поступили вдвоем и успели отучиться зимнюю сессию а потом пропала Сашка.
Сказать, что это было горе, значит ничего не сказать. Для меня, буквально, небо рухнуло на землю!
Я говорил: сестра? Но, это не совсем так. Вернее, совсем не так.
Лет в шестнадцать мы уже целовались и тискались по углам, а в семнадцать стали жить, как мужчина с женщиной, разумеется, в тайне от тёти Софьи. Я был влюблен в Сашку, а она в меня. И это вам никакой не инцест, ведь мы не были родственниками по крови.
Вне себя, от свалившегося на мою голову несчастья, учебу я забросил. Пил, курил какую-то дрянь и будучи благополучно отчисленным из института, по весне оказался в рядах непобедимой и легендарной Советской армии.
Очень был удивлен, когда после полугода службы, меня вызвали в штаб бригады, где серьезный дядя с погонами майора танковых войск, сообщил, что у Военного института иностранных языков имеется квота на поступление из рядов СА, и они ищут смышлёных абитуриентов. В связи с этим, согласен ли я подать заявление на поступление?
Согласен, не согласен тупой вопрос. То ли оставшиеся полтора года, копать окопы, то ли в Москве изучать иностранные языки, к которым, я опять же, имею большую склонность.
Естественно, я согласился и через три месяца был вызван в абитуру. Благополучно сдал экзамены и был определен на Восточный факультет. В это время, как, впрочем, и до сих пор, на Ближнем Востоке во всю шла война, и чтобы обеспечить наше в ней участие, примерно две трети курсантов Восточного факультета изучали, в качестве основного, арабский язык. Кинули на него и меня.
Готовили нас сурово. На первом курсе было только два предмета профильный язык и история КПСС. Арабским нас долбили по восемь часов в день, и еще пару часов вечером самоподготовки. Некоторые такого темпа не выдерживали и ломались. Их отчисляли, одного из института увезли прямиком в дурку.
Я упрямый, выдержал.
После исчезновения Сашки, тетка Софья ко мне резко охладела, возможно она догадывалась, о наших с Сашкой отношениях, но так или иначе, ни разу ко мне не приехала, на письма и звонки не отвечала.
После первого курса меня отправили в годичную командировку в Египет. И уже там я узнал, что тетя скоропостижно скончалась.
Поскольку, формально она была мне никто, на похороны в Ленинград меня не отпустили. Так и не удалось мне с ней попрощаться ни с живой, ни с мертвой. И так я стал уже окончательно, круглым сиротой.
Знакомься, лейтенант, это Виктор Павлович. Он у нас гражданский специалист.
Да уж, подумалось мне, из всех ГРУшников в этом помещении, только у Ниночки приличный военный вид.
Виктор Павлович свалил свою ношу на стол и прежде, чем поздороваться, достал платок, протер потную лысину и ладони, и только тогда протянул руку сперва мне, а потом полковнику. Как и следовало ожидать, ладонь у него была вялая и влажная.
Пока с архива поднялся, упарился весь пожаловался он, сквозь частое дыхание.
Что ж ты Витя вырядился, как на симпозиум? усмехнулся Михаил Юрьевич, жарко ведь.
Глава 2
прохладно, сам знаешь микроклимат. Да, и фасон, понимаешь, надо держать перед сотрудниками. Это тебе, башибузуку, все дозволено! Вон, как вырядился ещё бы в плавках на службу пришел Как тебя Ниночка терпит?
Тут, кстати, вошла референт с подносом, на котором стояли две чашки чаю, вазочка с рафинадом и блюдце с сушками.
А вам Виктор Палыч, чаю принести?
Что ты, милая! замахал руками тот, и без того сейчас мозги расплавятся! Чего-нибудь бы холодненького, если можно.
Кивнув, она удалилась.
Ну-с толстяк, окинул меня оценивающим взглядом, вон, ты у нас какой вымахал Максим Кошкин лейтенант!
В смысле, у вас? не понял я.
Не обращай внимания, вмешался Михаил Юрьевич. Палыч, хорош языком чесать, доставай бумагу.
Ну, бумагу, так бумагу, он открыл кожаную папку, достал из неё папку бумажную, с надписью дело 793В, шифр 03/01. Развязал тесемки и достал оттуда какой-то листок. Положил на стол и толкнул в мою сторону. Я поймал его, прихлопнув ладонью.
Что это?
Разворачивай и читай, сказал полковник.
Бумажка оказалась свернутым вчетверо, ветхим, потертым на сгибах листком формата А-4, исписанным рукописным текстом. Я вчитался обалдеть!
Вслух читай, скомандовал Михаил Юрьевич.
'Макс, мальчик мой! стал читать я. Если ты читаешь эти строки, значит, обстоятельства сложились так, что без твоей помощи не обойтись. Я не хотел привлекать тебя к нашему делу, по крайней мере, на текущем этапе ты еще слишком молод и неопытен. Но раз письмо у тебя, значит обратиться больше не к кому. Писалось оно давно, на самый крайний случай. Тебе надо будет доставить одну вещь. Если будешь следовать моим указаниям, большого труда, это не составит. По крайней мере, я на это надеюсь!
Обязательно сохрани эту вещь и принеси мне! От этого очень многое зависит.
Удачи тебе!
Твой дядя Марк'.
Я поднял взгляд. Они смотрели на меня глазами по полтиннику, словно приведение увидели.