Тем временем в соседнем зале, начал лабать ресторанный оркестр. Под его громкое звучание, «Хиль» местного разлива затянул: «Потолок ледяной, дверь скрипучая» Это казалось несколько нелепым, учитывая жару за окном, но всем было плевать, главное задорно. Поскольку девиц в нашей компании не было, поддатые лейтенанты, желающие потанцевать, потянулись на звук. Банкет плавно переходил в следующую фазу
строгий дежурный взял мое предписание, сверился со списком и позвонил кому-то по внутреннему телефону.
Минут через пять в вестибюль спустилась хмурая девица с короткой прической и погонами старшего лейтенанта, почему-то в форме войск связи, посмотрела на меня, как на шпиона и потребовала удостоверение. Я предъявил, она недоверчиво изучила и, очевидно, не найдя ничего подозрительного, расписалась в журнале посетителей и велела следовать за собой. Я послушно проследовал, поочередно переводя взгляд с русого затылка на, стянутую офицерским ремнем, тонкую талию и далее на аккуратные обводы бедер. Да и крепкие ножки, выглядывающие из-под юбки хаки, у нее, тоже были ничего.
Поднявшись на третий этаж и миновав еще один пост охраны, мы прошли коридором мимо десятка дверей. Девушка уверенно толкнула последнюю одиннадцатую дверь с номером 301. Кроме номера, никаких пояснительных надписей на табличке не имелось.
За дверью оказалась приёмная. Большая и пустая, если не считать письменного стола сбоку, возле окна и маленького книжного шкафа.
Напротив той двери, в которую мы вошли, вторая вовсе без всякой подписи. Подойдя к ней, старлей-девица, аккуратно постучала, и приоткрыв, доложила:
Товарищ полковник, Кошкин явился.
Являются, Ниночка, черти во сне, ответили ей добродушным басом, давай его сюда.
Обернувшись ко мне, она кивнула, заходи, мол.
Полковник, значит.
Зайдя, я хотел было, щелкнуть каблуками, вытянуться и доложить по форме, но вместо этого немножко офигел. За совершенно пустым столом сидел широкоплечий крепыш, лет сорока, с коротким ежиком рыжеватых волос, треугольным лицом и круглыми оттопыренными ушами, одетый в цветастую рубаху-гавайку с короткими рукавами. И довершали картину глаза небесно-василькового цвета.
Всяких полковников я повидал на своем веку, но такого легкомысленного вида, встречать не приходилось. Он приподнялся из-за стола.
Ну, чего стоишь, как сосватанный, лейтенант Кошкин? Проходи не стесняйся, знакомиться будем. протянул руку, Михаил Юрьевич меня зовут, как Лермонтова. Тезки мы, значиться, с тобой в некотором роде.
Я приблизился и аккуратно пожал его твердую ладонь.
Бери стул, присаживайся, милостиво разрешил он, разговор у нас с тобой будет. Ниночка, обратился, к застывшей в дверях секретарше, будь добра, набери Бориса Арнольдовича и пусть прихватит материалы по шифру 0301. И чаю нам сообрази с лейтенантом.
Ниночка беззвучно испарилась.
Михаил Юрьевич открыл ящик стола, достал оттуда листок с машинописным текстом, протянул мне.
Вот, подпиши, пока суть да дело.
Взяв листок, я пробежал его глазами. Ну, конечно, «подписка о неразглашении», а чего я ожидал от этой конторы.
«сведения, составляющие государственную тайну предупрежден за разглашение сведений предусмотрена ответственность в соответствии со статьям уголовного кодекса»
Все ясно измена Родине наказание: расстрел, через повешение. Даже дочитывать не стал, расписался и вернул листок.
Полковник лениво убрал листок обратно в стол и поднял на меня свои бирюзовые рентгены.
Имя: Оккель Марк Генрихович, вам о чем-нибудь говорит?
Я аж вздрогнул. Дядя Марк вот чего не ожидал, того не ожидал.
Да, конечно, это мой родной дядя по матери.
Дядька, работал в каком-то закрытом ящике большим начальником, и был очень обеспеченным человеком. Жили мы в отдельной четырехкомнатной квартире в центре, имелась также, большая дача и машина «волга».
На досуге дядя увлекался холодным оружием у него имелась приличная коллекция. Тетка была специалистом по древним и мертвым языкам в доме хранилась огромная библиотека.
Все школьные каникулы мы с Сашкой проводили на даче. Там постоянно что-то происходило, жизнь была наполнена какими-то бесконечными приключениями и переживаниями. Тетушку очень мало волновали расцарапанные колени, растрепанные волосы и руки в цыпках можно было делать почти все, что хочешь лазить по деревьям, нырять головой вниз с моста, ночевать в лесу «как индейцы» и заниматься еще сотней похожих, важных дел. Каникулы пролетали точно один день яркий, пестрый, выпадающий из повседневной реальности. Хотелось, чтобы это состояние вечного праздника и приключений не заканчивалось никогда.
Но детство,
как и все в жизни, увы, кончается. Сначала пропал дядя Марк. Ушел осенью в лес и не вернулся. Был грандиозный шухер, его долго искали и милиция, и комитетчики. Мне кажется, они думали, что дядя сбежал заграницу. Нас всех трясли, как груши, но потом вдруг отстали. Не лишили ни квартиры, ни машины, ни дачи.
Тетка Софья, почему-то, отнеслась ко всему случившемуся очень спокойно. Я хорошо запомнил один случай из той поры. Тетя с Сашкой сидели на кухне поздно вечером и о чем-то разговаривали. Когда я по естественной надобности проходил мимо, тетя произнесла странную фразу: «Я всю жизнь провела у запертых дверей. Устала ждать и на что-то надеяться. Все может, и был у меня в жизни единственный шанс, но я не сумела им воспользоваться. Попросту, испугалась» Потом они увидели меня и замолчали. На следующий день, тетя смущенно попросила не обращать внимания на женскую болтовню, что-то говорила про успокоительные лекарства, что прописали ей врачи. Я пообещал не обращать, но осадок в душе остался. Знала она явно больше, чем говорила.