Радостные аплодисменты и свист донеслись в наушниках, на мгновение остановив музыку. Норма бега закончилась. Юнси начал замедляться, остановился около кофейни, заказал мятный кофе и пару круасанов. Не зря же он сюда добирался из своего района, где нормального кофе не найдёшь, и толку, что Франция настоящего круассана не найдёшь тоже.
Юнси сел за плетённый столик, навес в бело-зеленую полоску спрятал от дождя. Даже вонь, которую приносили лёгкие порывы ветра не могла испортить ощущение свободы.
Дед больше не звонил. Возможно поменял религию? Раз на этот раз звонил всего лишь три раза?
После переезда (на самом деле побега) Юнси долго искал себя. Во всех кабаках и злачных местах, которые можно было и нельзя найти. Спускался во все бездны и остановился, когда понял, что так он не находит себя, а лишь теряет. Ему нравилось, что теперь он может быть кем угодно, верить во что угодно и в кого угодно.
Он больше не чайный принц. Теперь он пьет кофе со льдом и мятой.
Заказ принесли довольно быстро. Юнси потянул из трубочки: горькая жижа смешивалась с обжигающе холодной мятой. На белой тарелке лежал румяный круассан. Юнси потянулся к приборам, а потом взял булку руками. Круассан хрустнул, идеальная корочка разлетелась и осыпалась, пачкая толстовку и шорты.
Юнси тут же потянулся за салфеткой, рука замерла так и не взяв бумагу.
«Меня никто не видит. На меня никто не смотрит. Никто не будет меня фотографировать. Меня больше нет». проговорил Юнси сам себе, вдохнул, выдохнул и впился винирами в круассан.
Забвение прощальный подарок от деда, за который Юнси был очень благодарен.
После его ухода дед стер все упоминания о нем. Будто его никогда и не было. Не было обучения в школе, зубрежки до обмороков, отсутствия детства вместо игр и общения с другими детьми у него была лишь учёба.
Домой Юнси не возвращался, возможно его комнату в особняке также стёрли, закрыли кирпичами. В том, что его вещи и фотографии сожгли, Юнси не сомневался. Он даже не удивился бы, если бы наткнулся в фамильном склепе на свою поминальную табличку.
Будто бы его никогда и не было.
Не было побед в олимпиадах, дополнительных кружков, ничего не было. Не было вечеров, когда деда распирало от гордости перед такими же горделивыми дедами, когда он об очередном достижении Юнси объявлял как о своём собственном, приговаривая:
Моя порода!
Без сожалений, Юнси действительно был рад, что дед его стёр. Теперь он мог жить новую свободную жизнь. Быть сгуфом, который обделался крошками от круассана, он больше не чайный принц, который обязан стать айдалом, и у которого всего лишь один поклонник его дед.
Дождь усилился. Уходить из под навеса не хотелось. Может переждать? Юнси посмотрел на витрину, ища глазами официанта. Внутри была современная обстановка, высокие стулья, телевизор над стойкой. Семейное кафе без налёта пафоса. Оно напомнило ему кафешки в
родном городе, только там они назывались «чайными», в них старики собиралась почитать газеты и обсудить последние новости. Здесь же вместо газет был плоский телевизор.
Сначала Юнси показалось, что кто-то решил пошутить над ним: с телевизора на него смотрел дед. Звука Юнси не слышал, но вполне мог прочитать бегущую строку внизу экрана. Круассан полетел из разжавшихся пальцев на асфальт. Строчки внизу экрана поплыли перед глазами и все никак не хотели складываться в голове в нужные слова. Будто бы кто-то одним щелчком отобрал у Юнси знание французского, вбитого с раннего детства.
Юнси достал из кармана телефон, судорожно открыл последние новости в Вичате, может он что-то не понял. Конечно же это французские переводчики что-то не поняли и пустили на экраны утку-новость.
Юнси нашёл новости на родном языке, а потом вскочил и рванул, не замечая, как за ним опрокидывается стул, как официант кричит об оплате. Пальцы тыкали в экран, тот был скользким, от слез дождя и все никак не удавалось попасть в полоску пропущенных звонков со словом «дед». А потом длинные гудки все никак не хотели сменяться на каркающее «слушаю».
Лёгкие горели, Юнси бежал так быстро, как никогда в своей жизни не бегал. Перед самым домом Юнси поскользнулся и упал в лужу, колено прострелило болью. Он зашипел, поднялся и поковылял так быстро, как только мог. Упрямое сердце просило ускориться. Ещё чуть-чуть и он успеет. Успеет ведь!?
Что случилось с дедом Юнси, и успеет ли Юнси или опоздает вы сможете узнать прочитав следующую главу.
Глоток 6 с каплей апельсинового сока, в котором туфли красные, словно кровь, отбивают дробь железными набойками
И пока Юнси пытается обогнать смерть, мы знакомимся с Минарэ.
Минарэ скинула красные туфли, холодный пол остудил горящие ноги, она босиком прошлёпала на кухню в одной руке таща сумку с продуктами, в другой большую рыбину. В ступню впились сухие хлебные крошки, и Минарэ поморщилась от боли. Сумка была тяжёлой, хотя вряд ли рацион её семьи изменится. Она не могла позволить себе купить что-то лишнее. Все чётко распланировано. Так отчего же так тяжело? У неё просто закончились силы? Или закончилась она?
С трудом водрузив сумку на стол, Минарэ начала разбирать её: овощи, ещё овощи, рис, ещё рис. и ещё. Рыбина примостилась рядом и смотрела на неё застывшим глазом. Роскошество, о котором просил дед уже вторую неделю. Минарэ понюхала свои волосы, собранные в высокий хвост, и её затошнило с первого раза уж точно не удастся вымыть запах рыбы. Минарэ ненавидела рынки, особенно рыбный, но Походы в супермаркет были несбыточной мечтой для их небольшого семейства.