Не в силах больше оставаться в этой странной квартире, Делия сделала шаг к двери и вышла в коридор. Как только она оказалась в подъезде, её охватила странная пустота. Тишина, которая сразу окружила её, казалась неестественной. Шаги эхом отозвались в пустых коридорах, как если бы её шаги были единственным звуком в этом доме. Всё вокруг словно замерло, и это ощущение было невыносимо. Но Делия не обращала на это внимания. Она лишь хотела поскорее выбраться на улицу, избавиться от всего, что происходило здесь.
Когда Делия вышла на улицу, её шаги стали замедляться, и она начала осознавать, что произошло. Мысли, словно туман, медленно начали собираться в её голове. Она вспомнила странные приборы, салфетки с белой жидкостью и всё то, что происходило в квартире у Бэйзларда. Но с каждым шагом становилось ясно, что она не могла никому объяснить, что чувствует и что думает. Никто бы не поверил, что она пережила что-то нелепое и странное, как это. Она знала, что её догадки о Бэйзларде, его экспериментах и странных действиях не найдут понимания.
Понимая, что все её переживания и странные догадки не найдут отклика в мире, Делия почувствовала, как что-то внутри неё начинает
отчётливо чётко оформляться. Это было не облегчение, а скорее спокойствие, как будто она решила для себя: разговоры не принесут облегчения. Даже если бы она попыталась рассказать о том, что пережила, кто бы ей поверил? Как можно объяснить то, что она сама едва могла понять?
Её решение стало твёрдым. Она не могла больше терзаться мыслями о происходящем, не могла и дальше сидеть, размышляя о том, что могло быть и что было бы, если бы она поступила иначе. Она просто решила идти дальше, молча. Пусть что будет, то будет, но время тратить не стоит. Её путь лежал в сторону оркестра, ведь премьера шестой симфонии Малера была уже так близка. Всего одиннадцать дней. В её голове теперь не было места для сомнений. Эти два слова «премьера» и «тарелки» занимали всё пространство её мыслей, и всё остальное исчезало.
Делия шагала по улице, и её мысли медленно утихали. Она понимала, что для неё сейчас нет ничего важнее, чем подготовка к премьере. Всё, что случилось этим утром в общежитии, всё, что произошло с ней в квартире доктора Бэйзларда эти странные события теперь казались почти несущественными. В голове всё ещё крутились вопросы, но ответы на них не имели значения. Она не могла понять, что именно произошло в той квартире, почему Бэйзлард так странно себя вел, и что вообще значили те странные приборы и его эксперимент. Эти вопросы висели в воздухе, но Делия больше не могла позволить себе терять на них время.
Она закрыла глаза на всё это. Заполнять голову нерешёнными загадками, над которыми не имела никакого контроля, было бесполезно. Сложности в оркестре, её роль на тарелках, требования к исполнению вот что требовало её внимания сейчас. Сосредоточиться на том, что ей под силу, что она может сделать. Только подготовка, только партиатуры и репетиции. Она знала, что должна быть готова, ведь премьера шестой симфонии Малера была уже через одиннадцать дней, и она не могла позволить себе выступить плохо. На сцене не было места для сомнений или ошибок. Это был её шанс показать, что она действительно профессионал. И теперь, несмотря на весь хаос в голове, Делия решила посвятить себя только этому.
Судороги сверхъествественного
Он был в своём привычном, несколько надменном настроении, и его слова, как ледяной дождь, обрушились на неё. Он объяснил, что её место в оркестре это временная мера, всего лишь до тех пор, пока не вернётся та девушка, которая играла на тарелках и ушла в декрет. После этого ей, по сути, не было бы места в оркестре, потому что на других инструментах всегда есть очередь желающих. И, хотя она и хорошо справлялась с задачей, на её место всегда найдутся более опытные музыканты.
Ты не самая лучшая, Делия, сказал он ей тогда почти с жалостью. Мы, конечно, тебя поддерживаем, но ты понимаешь, что тут всё по-настоящему решается в первую очередь мастерством.
Эти слова звучали в её голове, как раскаты грома. Она пыталась удержать лицо, не дать эмоциям взять верх, но её сердце, казалось, сжалось в клочок. Она поняла, что для оркестра она всего лишь временное лицо, не более. А всё, что ей предстояло это ждать окончания срока, когда её заменят. Она почувствовала, как в груди поселяется тяжесть, как будто она стала частью чего-то чуждого и ненужного.
Делия перевернулась на другой бок, закрыв глаза, но воспоминания сами собой продолжили всплывать в её голове. После разговора с капельмейстером она вернулась в общежитие с надеждой, что ужин хотя бы позволит немного расслабиться. Но всё пошло не так с самого начала. Как только она вошла в столовую, стоило ей занять своё место, как соседи начали шептаться и бросать на неё косые взгляды.
Джером, как всегда, стал отпускать грубые шутки, на этот раз намекая, что она «слишком худая» для работы в оркестре, ведь чтобы играть на тарелках, нужно хотя бы выглядеть внушительно. Карлтон насмешливо добавил, что, возможно, ей стоит попробовать играть на треугольнике, ведь там точно не нужно прилагать усилий. Остальные либо смеялись, либо молча одобряли происходящее. Даже Эмили, которая обычно ограничивалась презрительными взглядами, не удержалась от язвительного замечания, что, мол, «в доме теперь живёт