Настроение не портит даже визит одного из Аспидов. Пенни помнит его: широколицый, потливый, с вечной одышкой и маленькими поросячьими глазками цвета навозной кучи. Фарран Стедман, неприятный тип. Полукровка, насколько Пенни осведомлена; этот одним из первых начал открещиваться и от своего происхождения, и от матери-маглы. Уж непонятно, какими способами он доказывал Лорду свою лояльность, несмотря на наличие такого «порока» и, если честно, Пенни даже думать не хочет, как этот человек «очищал» своё имя перед главой Аспидов. Ей отлично известно, почему Тедди и Тонкс не выходят из штаба без маскировки они являются таким же «пятном» на роду чистокровного дома, каковой была и мать Стедмана. Была, а не есть, в этом Пенни почему-то не сомневается.
Хэйвуд, на пару слов.
Он не спрашивает приказывает. Не здоровается, не называет её «мисс», даже не думает о том, чтобы начать разговор с праздной беседы о погоде пусть Аспиды и носят личину благородных господ, положивших свою жизнь «во имя магии и магов», никакого благородства и никаких манер там нет и в помине. Это Пенни знает давно. Знает и то, что Аспиды-полукровки хамят больше всех: стремятся, как видно, показать таким образом, что они чем-то отличаются от той же полукровой Пенни. Она привыкла к этому, однако ей почему-то особенно гадко сейчас идти к выходу бок о бок со Стедманом. Гадко, но не страшно: такие мини-допросы для всех и каждого давно уже стали нормой. Длятся они не больше пятнадцати минут, правда, отмываться от них в ду́ше потом хочется не менее получаса. Вручив дежурному «универсальный магический инструмент под инвентарным номером шестнадцать» и расписавшись в журнале, Пенни выходит в коридор.
Дверь в лабораторию закрывается, и в ту же секунду Пенни получает ногой в живот. Боль пронзает внутренности, воздух комком застревает в груди, и она с тихим ойканьем корчится, согнувшись пополам. Её грубо хватают под руки, не давая прийти в себя, и куда-то волокут. Она слышит лишь шаги подбитых железными пластинами тяжёлых подошв слева и справа от себя, забористый мат и своё имя с издёвкой и презрением снова и снова.
Комната для допросов оборудована тут же, в этом же здании. Пенни прежде не доводилось видеть её изнутри. Она потеряла немногое, любоваться тут не на что: тёмное помещение, два стула, промеж которых раскинулся тяжёлый дубовый стол с намертво прикрученным к нему магическим светильником, одна из стен сделана из чёрного, непрозрачного стекла, у противоположной стоит высокий шкаф. Дверца шкафа как бы невзначай приоткрыта, и из
полумрака его нутра угрожающе поблескивают металлические предметы разных форм и размеров. Кажется, Пенни даже узнаёт очертание топора. Инструменты для «эффективного дознавания», не иначе. Столь презираемая Аспидами официально и столь любимая фактически «магловщина». Но Пенни не успевает полностью додумать эту мысль, ведь её швыряют на стул так сильно, что всю нижнюю часть спины прошивает корёжащей резью.
Где-то за стеной, словно через глухую толщу земли, слышится развязный женский хохот. Пенни помнит, что, пока её тащили сюда, спустились как минимум на три этажа, а значит, она теперь куда ближе к борделю, чем к лабораториям.
Смысл того, что говорит что орёт ей Стедман, до неё практически не доходит, лишь урывками. И только слово «Мангусты» тарабанит по мозгам, будто колотушкой о гонг. Пенни смотрит на Аспида, мутно моргая, и тут её озаряет: каким-то образом они выяснили, кто она. Пораскинуть мозгами о том, как, она не успевает Стедман выворачивает ей руку, и боль вытесняет из головы всё иное. Когда Пенни вновь может осознавать реальность, она чувствует, что его мясистые потные пальцы скользят по её вороту, опускаясь ниже. Глупая мысль, что её хотят изнасиловать, приходит на ум лишь на долю секунды, а потом сменяется другой, куда более пугающей, той, от которой Пенни прошибает холодным потом: он знает, что искать. И точно, уже в следующую секунду с ликующим выражением лица Стедман начинает срывать с её кофточки пуговицы.
Пенни думает о том, как сильно Тонкс гордилась этими пуговицами. И было отчего: средства связи, которые не нужно прятать, которые всегда на виду, а потому не привлекают внимания. Обычные пластиковые полупрозрачные пуговки таких в любом хозяйственном киоске на кнат ведро. И всё же не совсем, ведь только на гранях этих невзрачных кругляшей Протеевы чары при необходимости складывают необычные узоры. Если посветить сквозь такую штуку обычной лампой под определённым углом, эти узоры проектируют послание на ближайшей плоской поверхности. Кажется, Стедман понимает, как это работает: одну за одной он подносит пуговицы к светильнику, пока дело не доходит до последней. На секунду на его лице появляется злоба, которая тут же сменяется безумной радостью, и до Пенни сразу доходит, почему: как видно, ей только что пришло сообщение, и пуговица обожгла Стедману ладонь. Она оказывается права: стоило маленькому диску пропустить через себя свет, как на стене тут же вырисовываются заветные палочки и чёрточки. Стедман ещё не знает, что в послании, он орёт куда-то в сторону затонированного стекла, чтобы срочно вызывали колдографа, но Пенни его уже не слушает. Она раз за разом перечитывает сообщение, смысл которого уже давно в состоянии понять без дешифровочного кода.