Именно о «Задунайской Сечи» сообщил сегодняшний перебежчик с турецкой стороны. Егор Тунцельман ускорился: с генералом- майором фон Реком нужно переговорить до встречи с Суворовым! Вдалеке на холме темнели остатки стены Кинбурнской
крепости и несколько каменных домов внутри стены. В одном из домов остановился сам генерал-аншеф Суворов. Луна освещала беленные ребристые стены и заглядывала в окна, бросая через мутное стекло тусклый серебряный луч на земляной пол. Луч медленно полз к кровати, пока не дополз до подушки, на которой спал седовласый человек. Его острые, сухие черты казались слишком бледными в лунном свете, казалось, что он мёртв, но тихое дыхание колыхало белую пушинку из подушки рядом с его носом. И через секунду стало ясно: спящий жив. Когда лунная указка кольнула его в глаз, он неожиданно широко открыл его, а потом сразу зажмурился от попавшего прямо в зрачок «лунного зайчика». Суворов открыл глаз еще раз: голубая радужка коротко заблестела, он открыл и второй, и уже через минуту длинная шинель, которой укрывался спящий, оказалась на полу. Александр Суворов мгновенно поднялся с кровати, вернее досок на кровати, уложенных рядом, одна к другой, и соломы сверху, прикрытой тонкой простыней.
Щастие Щастие, сказал он внятно, вглядываясь во тьму. То ли сон привиделся полководцу, то ли он что-то видел в лунном мареве небольшой, с высоким сводчатые потолком комнате. «Щастием» Суворов считал военную службу. Он улыбнулся, коротко взглянул на икону Божьей матери в углу:
Умирай за Дом богородицы, за матушку, за пресветлый дом! прошептал он, перекрестился и шагнул к медному тазу с водой, стоящему по середине комнаты на табуретке, рядом стоял второй. Быстро скинув с себя нижнее белье, рубаху, кальсоны, осторожно сняв с шеи крест на верёвочке, Суворов остался полностью обнажённым. Его небольшая, сухопарая фигура, белела в лунных отсветах, жилистая спина, руки и ноги выдавали в нём тренированного человека. Он быстро встал во второй тазик, облил себя водой.
Ох! Хорррооошшшооо! выдохнул он.
И судя по короткому возгласу и мгновенно появившимися на белом теле мурашками, стало очевидно: вода -холодная, если не сказать ледяная. Генерал схватил льняное с красными вышитыми петухами полотенце и начал быстро растирать своё тело. Закончив процедуру и окончательно проснувшись, Суворов быстро натянул кальсоны и сделал несколько резких движений рук, поднимая их вверх. Потом стал быстро поднимать ноги, по очереди вытягивая носок. Эту зарядку Александр Васильевич проводил каждое утро сызмальства, лет так сорок. В этом году ему исполнилось пятьдесят семь, но лет своих он не чувствовал вовсе, особенно после отжиманий от пола. Он медленно считал вслух, а потом легко встал с пола и быстро облачился в мундир и армейские штаны. На мундире сияли в лунном свете награды. Суворов дотронулся рукой до ордена Святой Анны, он стал первым и особенно любимым. Потом он получил орден Георгия третьей степени, Александра Невского, но Святую Анну любил особенно. Он прижимал руку к сердцу, вспоминая любимую императрицу, Екатерину II. Неожиданно вспомнилось, как он катался с ней на лодке. Кто-то из её поданных назвал его инвалидом, типа «и в отставку пора», но Александр Васильевич греб отчаянно, ловко орудуя веслами, а потом лихо выскочил на причал и подал руку царице. Та усмехнулась, а он кокетливо заметил: «А говорят, что я инвалид?». Императрица улыбнулась: «Какой инвалид? Если так прыгнули!». «Еще и не так прыгнем» парировал Суворов и прыгнул по велению Екатерины II в Крым и новую русско-турецкую войну. Он всегда при ней себя чувствовал «оком государевым», ее жестокой военной дланью. Императрица могла сделать одно движение царственной рукой, и русские войска уже в Польше. Тогда Суворов со своим полком оказался близ Бреста, душил восстание польских конфедератов, за четыре часа разбил превосходящего по численности противника, за что и получил первый свой орден и чин генерала-майора. Он подошел к окну, с интересом посмотрел на тот вид, который открылся ему и задумался.
В лунном свете коса смотрелась эффектно. Кил-Бурун спал. Когда то, в древние века, этот край греки называли Гилеей или Борисфенидой. Борисфеном путешественники называли реку Днепр. «Если переправиться через Борисфен, то первой от моря будет Гилея, что в переводе означает земля под густым лесом», писал об этом чуде природы древнегреческий историк Геродот. Он посетил Борисфениду и обнаружил на ней скифов. Скифов совершали жертвоприношения, следовали ритуалам и хранили здесь свое золото, считая землю на косе священной. В скифской истории сохранились легенды о том, что эта земля обиталище богов, но скифы покинули Кил-Бурун, а за их золотом стали охотиться финикийские купцы и пираты. С приходом в XV веке Османской империи леса здесь
вырубили, а турки построили мощную крепость. Это чудо фортификационных сооружений включало в себя не только каменную постройку, но и насыпь, ров и защитную линию. Массивные стены скрывали несколько двухэтажных домов из камня, предназначенных для военного гарнизона. Большая крепость стала вторым по мощи военным сооружением Османской империи после очаковской. Находились они друг от друга всего в восьми верстах. Из подзорной трубы с крепостных стен Кил-Буруна жители гарнизона наблюдали за переодевающимися наложницами двора турецкого шаха. Зайти с севера в крепость на «Остром носе» не представлялось возможным, крутой гласис34 насыпали до самого лимана, потом шёл огромный ров и мощный ретраншемент35. Атаковали крепость на Кинбурнской косе в основном с кораблей, и только с запада и востока, обогнув ее с двух сторон, а защитники цитадели встречали шквальным огнём все вражеские суда, заходившие в Днепровский лиман. Настоящая сторожевая будка для очень злой собаки на Чёрном море! Тем ни менее в предыдущую русско-турецкую войну36 войскам Российской империи удалось захватить крепость и разрушить её. Турки с трудом восстановили крепость, сделав её меньше. После Кючу́к-Кайнарджи́йского мирного договора37, заключённого царицей Екатериной II с султаном Абдулой-Хамидом I, эта земля отошла Крымскому ханству. Хан Крыма Шахин-Герай стал российским ставленником и все время обращался за помощью к военному кулаку Российской империи. Тем ни менее восстания местных жителей вспыхивали то тут, то там, русские гарнизоны постоянно вмешивались и подавляли гнев недовольных. В 1783 году Екатерина решила одним росчерком своего царственного пера забрать себе Крымское ханство, и 8 апреля издала манифест о присоединении к Российской державе Крымского полуострова. Так образовалась Таврическая область под управлением князя Григория Александровича Потёмкина, получившего за свои труды титул Таврический. Никого другого не мыслила императрица в Тавриде, так называла Крым бывшая немецкая принцесса. Манифест явился закономерным итогом вековой борьбы России за возвращение исконно русских земель и открытие надёжных выходов к Чёрному морю. «Острый Нос», Кин-Бурун перешёл к русским окончательно и стал называться Кинбурном, а коса Кинбурнской. Турки не сразу осознали, что они потеряли, но Григорий Потёмкин сразу понял, что приобрёл. Фаворит Екатерины II, президент Военной коллегии, стал главнокомандующим с началом новой русско-турецкой войны38. После успешно проведённой им военной реформы Потёмкин засел в переименованном Херсоне и стал активно строить там новый Черноморский флот. Корабли один за другим сходили с херсонских стапелей, пока турки через русского посланника в Константинополе не вручили Светлейшему князю «чёрную метку». Не прошло и четырёх лет со дня присоединения Крыма, как османы решили стереть с лица земли город Херсон и уничтожить Потемкина. Бывшие Биликовичи не давали покоя шаху Абдуле-Хамиду I39. После объявления войны Турцией, Екатерина II в ответ издала свой указ. Подписанный императрицей 9 сентября 1787 года, его обнародовали и зачитали во всех церквях. Екатерина писала: «Мы полагаем Нашу твердую надежду на правосудие и помощь Господню, и на мужество полководцев и войск Наших, что пойдут следами своих недавних побед, коих свет хранит память, а неприятель носит свежие раны». Генералу-аншефу Суворову, ранее получившего назначение руководить всеми крымскими войсками и долго занимавшегося приведением к присяге местных татарских мурз, поручили держать оборону от Херсона до Кинбурна. Великий полководец не нашел другого решения, как разместить почти все военные силы по берегу Днепровского лимана. Увидев остатки Кинбурнской крепости, Суворов пришел в восторг. Чувствовал ли полководец поддержку скифских духов этих мест или военная интуиция подсказывали ему стратегическое превосходство этой бывшей турецкой цитадели? Он тут же попросил укрепить стены и вырыть новые, глубокие рвы, так называемые «волчьи ямы», попросив накидать туда терновника. Потёмкин не разделял восторгов своего любимого генерала. Князь писал Екатерине II: «Не думайте, матушка, что Кинбурн -крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом, построенном весьма легким способом. И то, подумайте,