В деле ограбления турецкой столицы участия Суворов уже не принимал, как и в начавшихся долгих и нудных переговорах с османами. Как только было объявлено перемирие, его почти насильно препроводили пред ясны очи Румянцева. Разумеется, подозрения в его связях с самозванцем были нелепостью. Государыня уже разобралась, что за спиной этого бунтовщика стоит Франция, верный союзник турок. Так что подметные письма и прочие акции в адрес генералов Русской армии были объяснимы коварством галлов и их марионетки.
Но приказ есть приказ, и почти месяц генералу пришлось провести в ставке командующего в Бургасе. А настроения в армии были тревожные. За день до его приезда был убит генерал Потемкин, прошли аресты и казни среди казаков. Многие из них дезертировали. В пехоте дисциплина была пока в порядке, но и там ходили по рукам подметные письма самозванца. Полковые командиры пытались с этим бороться, но Румянцев запретил жесткие меры, дабы не обозлить солдатскую массу. Так что полагались в основном на увещевания и разъяснения, что, дескать, Пугачев французский агент и на пользу турку действует. И никаких вольностей от него никогда не будет, а только новые господа на шею народу насядут, коли у самозванца дело сладится. Вроде бы солдаты верили. Но было тревожно.
И вот в конце апреля в отношении Суворова наконец наступила ясность. Государыня пожаловала его чином генерал-поручика, табакеркой с бриллиантами и поручила возглавить все части, которые возможно было снять с Днепровской линии или вывести из Крыма, для наискорейшего выдвижения на борьбу с самозванцем.
Флотские продолжали грабить турецкие прибрежные крепости, и Бургас не стал исключением. Запасы и пушки с его укреплений вывозили в Кинбурн. Поэтому, дабы не терять времени, Суворов воспользовался оказией и добрался до Александршанца морем, чем выиграл почти неделю, и теперь его коляска катила в сторону Полтавы в сопровождении очень скромного отряда драгун, коих смог выделить генерал-майор Вессерман.
На дорогах было беспокойно. Призрак колиивщины снова заметался по правому и левому берегу Днепра, как только сюда добрались известия о Пугачеве и его манифесты о восстановлении вольностей Войска Запорожского Низового. Летом 68-го года случилась великая смута среди казаков гайдамаков и запорожцев. Под лозунгом возрождения Гетманщины они тысячами резали поляков, жидов и униатов. И ждали помощи от русских. А вместо поддержки получили от них пулю, кнут, выдачу захваченных полякам и ссылку тех, кто был в русском подданстве, в Нерчинск. Поляки жесточайше ответили казакам за бунт сажали на кол, сжигали живьем, колесовали.
Шесть прошедших лет не стерли память ни о репрессиях, учинённых «просвещенными» ляхами, ни о предательском поступке людей Екатерины.
Свист, крики, конское ржание вырвали генерала из полудремы. Генерал встрепенулся и огляделся по сторонам. С закатной стороны из-за невысокого холма на дорогу выливалась конница. И очень много. Бунчуки и пестрая одежда выдали принадлежность войска.
Запорожцы! Ах ты ж Напасть какая, выругался денщик генерала Прохор Дубасов.
Казаки быстро окружили маленький отряд и вынудили его остановиться. Охрана даже не пыталась хвататься за оружие, поскольку перевес сил был подавляющий. Казачки своими конями сходу отделили драгун от коляски, и Суворов понял, что полагаться придется только на красноречие и авторитет. Он привстал в коляске, улыбнулся и громко крикнул:
Здорово бывали, братцы казаки!
В ответ конники уважительно расступились, и к возку генерала выехали трое немолодых всадников. Один из них, одетый богаче всех, оглядел Суворова и произнес:
Слава Богу, господин генерал. Меня звать Петро Калнишевський. Я кошевой атаман запорожского войску. Это, он указал на казака справа от себя, Павло Головатий, наш войсковой судья. А это, на этот раз указан был казак чуть помоложе, по левую руку, Иван Глоба, наш писарь. А вас как звать-величать?
Все окружающие выжидательно уставились на генерала.
Генерал-лейтенант российской императорской армии Суворов Александр Васильевич.
Народ загудел, зашумел. Атаман кивнул головой:
Слыхали мы про твое геройство в Царьграде. Славное дело вышло. И к миру турку склонило изрядно. А куды теперь путь держите?
Суворов замялся. Говорить правду было опасно. Намерений этих казачков он пока не понимал. Потому ответ был округлый:
По делам службы следую в Полтаву.
Писарь Глоба усмехнулся и достал из седельной сумы свернутый в трубку лист бумаги.
Не по этим ли делам? спросил он, развернул лист и торжественным голосом зачел: «Киевской губернии Генерал-губернатору, Новороссийской губернии Главному Командиру. Генерал-аншефу Воейкову Федору Матвеевичу. Во исполнение высочайшего повеления императрицы и самодержицы всероссийской Екатерины Второй уведомляем вас о назначении генерал-лейтенанта Суворова Александра Васильевича высшим начальствующим лицом над воинскими силами Новороссийской и Киевской губерниями, Днепровской линии, а також воинскими частями, выводимыми из земель Крымского Ханства. Возлагаем на вас обязанность всячески способствовать генерал-лейтенанту Суворову в его подготовке к походу против войск мятежников. Для чего поручаем вам»