Теперь он обратил голову ровно вбок, и Иннидис понял. Тонкий профиль очертился так явственно, как на чеканной монете, и ему захотелось немедленно протянуть руку и провести по нему пальцем, обрисовать эту и без того отчётливую линию: от пробора волос ко лбу, от лба к переносице, к кончику прямого носа и дальше по губам, подбородку и шее
И ещё кое-что понял Иннидис, отчего тут же проникся к себе едва ли не отвращением. До него наконец дошло, почему Ви почти весь месяц вызывал у него неясное раздражение, и что причина была вовсе не в Ви, а в нём самом. И даже не одна, а несколько причин.
Во-первых, Ви был когда-то Вильдэрином, одним из рабов для развлечений, поведение и надменные взгляды которых в своё время так возмутили Иннидиса. Но почему возмутили? Ведь он спокойно принимал такое же отношение со стороны наиболее знатных вельмож. Пожимал плечами и жил дальше. Но заносчивость рабов изрядно его злила. Потому что что? Он считал их настолько хуже себя, что они попросту были не вправе, недостойны так на него смотреть? Потому что были ниже его по статусу и происхождению? Вот что на самом деле вызывало его к ним неприязнь? Но не проявлял ли он в таком случае сам того высокомерия, которое так презирал?
Эту мысль сложно было осознать до конца, она рушила многие его представления о себе, но теперь, когда зародилась в голове, от неё было уже так просто не избавиться.
Но и этим всё не ограничивалось. Вторая причина собственного раздражения оказалась ещё более постыдной. Она открылась ему в то мгновение, когда он поймал себя на том, что хочет прикоснуться к Ви, дотронуться до его кожи, очертить пальцами лицо. И в этом, в общем-то, не было ничего удивительного. Как и многих иллиринцев, его завораживала красота, а он к тому же был ещё и скульптором и воспринимал её особенно остро. И на тех рабов тогда он тоже смотрел с восхищением и даже, пожалуй, с желанием. И злило его не столько их поведение, сколько понимание, что никогда, никогда, никогда ни один из этих невольников не будет принадлежать ему. И не только потому, что они стоят безумных денег (хотя и не без этого), но и потому, что покупка раба для собственного удовольствия противоречила бы всем принципам, которые Иннидис сам для себя установил.
И, наконец, третья причина всё-таки заключалась в самом Ви, хотя его сложно было за это винить. Мало того, что спасённый невольник оказался настолько красив, что даже увечье и шрамы на теле не смогли испортить его красоту, так он к тому же был славным и милым человеком. И сейчас этот человек находился живым соблазном в его доме и под его властью. Ведь стоит только Иннидису захотеть, и Ви, один из тех прекрасных недоступных рабов, будет всецело принадлежать ему. Надо всего лишь порвать на
клочки вольную, которую он выписал, и отменить, пока не поздно, запись о ней в канцелярии градоначальника...
Конечно, Иннидис не собирался поступать так, ведь это значило бы предать то, во что он уверовал ещё в юности и в чём был убеждён до сих пор: ни один человек не должен быть собственностью другого. Но разве кто может запретить воображению рисовать самые безумные и соблазнительные картинки?
Выходит, всё это время он жаждал обладать Ви, но не мог и не хотел себе этого позволить. Юноша был одновременно так близок и так недосягаем. Именно из-за этой невозможности Иннидис и чувствовал раздражение.
«Да ты просто паршивый лицемер», обругал он себя. Вслух же сказал:
Я буду напоминать себе о твоём рассказе, когда мне в следующий раз захочется осудить тех рабов. Я рад, что ты им поделился. В конце концов, легко сочувствовать и помогать тем, кто выглядит измученным и несчастным. Куда сложнее понять, что в сострадании могут нуждаться и те, кто внешне кажется довольным жизнью.
Ви помотал головой и слегка нахмурился.
Но своим рассказом я вовсе не пытался вызвать жалость к себе, господин. Мне просто очень захотелось объяснить, откуда во мне взялось всё то, что вызывает у тебя... неудовольствие, и почему мне сложно что-то с этим сделать. Но я всё равно постараюсь, если ты этого желаешь. Значит, парень точно заметил его отношение. И не только сегодня. И да то натаскивание в детстве мне совсем не нравилось и оставило дурные воспоминания. Зато нравилось многое другое: обучение танцам и музыке, изящной словесности и истории, каллиграфии и другим искусствам. И в основном моя жизнь была мне по душе. Конечно, я не думал тогда, что однажды окажусь на шахте и что впереди меня будут ждать такие муки и такой кошмар! Мне жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя, господин, за то, что ты спас меня оттуда! Но раньше, до шахты, большую часть времени я чувствовал себя счастливым и редко сталкивался с дурным отношением.
И тем не менее твой господин всё-таки отправил тебя на рудник
Лицо Ви затуманила печаль, и он тихо покачал головой.
Не господин. Госпожа. И она никогда бы так со мной не поступила. Нет, это сделали другие люди, но я уже говорил, что не знаю почему. Но я точно ничем этого не заслужил. Никто такого не заслуживает.
Той твоей госпоже известно, что с тобой случилось?