Надо его покормить сразу, как проснётся, сказала Хатхиши тихим мягким голосом, словно это не она только что громко возмущалась. Впрочем, такие переходы от горячности к спокойствию и наоборот были для неё обычны. Ему сейчас надо есть почаще.
Сетия запекла изумительную баранину под лимонным соусом. Сочная, жирная! Уверен, ему тоже понравится. Вряд ли когда-нибудь он такую вкуснотищу
Под пристальным взглядом женщины Иннидис осёкся. Она смотрела на него, поджав губы, как смотрят строгие матери или няньки на провинившееся чадо.
Драгоценный мой, да ты никак сдурел? Добить его хочешь? выплюнула она. Вот поэтому-то я к своим больным стараюсь никого не подпускать. А то оглянуться не успеешь, как такие вот помощнички наворотят такого, что потом поди исправь. Она махнула рукой. Сетия там для него похлёбку из протёртых овощей сделала, вот её и будет есть. А то выдумал баранина! Ещё и жирная! Хочешь помочь, так лучше на этаж повыше его перетащи, в комнату получше, а то здесь и света мало, и духотища. От него уже грязи и вони быть не должно. Будто чтобы проверить свои слова, Хатхиши склонилась над Ви так низко, что её седеющие чёрные волосы почти коснулись его лица. Хотя нет, ещё немного пованивает, пробормотала она.
Я распоряжусь, чтобы для него подготовили другую комнату, сказал Иннидис. Одну из гостевых. Там как раз и тебе из своей ближе будет добираться.
Бросив последний взгляд на Ви, кивнув женщине, он вышел из подсобного помещения. Впереди оставался почти целый день, и этот день он хотел провести в своей мастерской, выполняя первый из двух заказов, за которые ему обещали хорошо заплатить.
Иннидис недавно как раз изрядно потратился: обновил материалы для работы, пригласил в Лиас столичную танцовщицу, которая почти месяц жила здесь, обучая Аннаису её любимым танцам, заказал для племянницы новые украшения, да и Ви хоть и обошёлся ему недорого, но вкупе со всем остальным сумма складывалась немалая. И это не считая привычных трат на содержание дома, лошадей, прислуги и не учитывая, что больше полугода он не брал заказов вообще, работая над своей «Мстительницей» статуей разъярённой, неистовой женщины с растрёпанными волосами, хищным оскалом и зажатым в руке клинком.
Конечно, родители оставили неплохое наследство, и помимо того кое-что было вложено в морскую торговлю и в ювелирную лавку в Сайхратхе, однако он не хотел трогать ни наследство, ни прочие накопления. Большая часть из них должна достаться Аннаисе, когда она вырастет, и её потомкам, ведь сам Иннидис вряд ли когда-то обзаведётся детьми.
Видит Лаатулла, деньги сейчас были бы совсем не лишние. Но для этого нужно хорошенько поработать, ваяя и отливая очередной бюст очередного вельможи, а потом и очередную крылатую женщину, призванную украсить чей-то сад. Хорошо, что глиняная модель заказчика Туррама Аххейты ради изготовления которой тот приезжал в его особняк несколько раз, была уже готова. Оставалось её дошлифовать, и можно было из домашней мастерской перемещаться наружу, поближе к плавильной печи, и там при помощи воска и все той же глины довершить заготовку, которую после останется только залить бронзой.
Иннидис надеялся сделать это уже в ближайшие дни, после чего приступить ко второму заказу, довольно простому его он тоже уже начал. Закончив же, вернуться наконец к своей «Мстительнице».
Он собрал волосы в хвост, чтобы не мешали, и приступил к работе.
***
Иннидис стянул с изваяния крылатой женщины накидку и осмотрел в последний раз, прежде чем показывать заказчику. Тот должен был вот-вот приехать, чтобы забрать статую, предназначенную, как выяснилось, для сада его сестры. После этого Иннидис наконец освободится для собственного творения: надо не забыть вознести дары Лаатулле, чтобы даровала сердцу воодушевление, уму проницательность, а рукам искусность. Небольшой домашний алтарь, где возжигались благовония, находился здесь же, на подворье, внутри большой мраморной беседки.
Туррам Аххейта забрал свой бюст ещё несколько недель назад и остался доволен. Из всей скульптуры ему
особенно понравились малахитовые глаза с обсидиановыми ресницами и зрачками.
Удовлетворившись осмотром, Иннидис снова накинул на статую покрывало и в ожидании сел на бронзовый табурет, стоящий под оливковым деревом неподалёку. Утренний ветер, особенно ощутимый здесь, в тени, приятно холодил кожу и обдувал пот со лба, успевший выступить на солнце, пока Иннидис протирал готовую бронзу от следов пальцев и других разводов.
С противоположного конца небольшого сада доносилось мерное металлическое поскрипывание, постепенно ускорявшееся. Это Аннаиса, стоя ногами на сиденье качелей, раскачивалась все выше и быстрее, и юбка её широкого лилового платья мелькала за персиковыми деревьями, развеваясь, подобно крыльям.
Каждый раз, когда племянница качалась так сильно, Иннидис начинал беспокоиться, что она вот-вот упадёт, и каждый раз ему приходилось напоминать себе, что когда сам был мальчишкой, ещё и не такое творил и ничего, жив остался. Правда, эти качели он давно хотел переделать: всякий раз думал пригласить мастера, но всякий раз почему-то откладывал. Слишком громоздкие, высокие и тяжёлые, они не слишком подходили для детей. На них не получалось раскачаться сидя только стоя или с чьей-то помощью. Останавливались они тоже долго. Впрочем, Аннаиса обычно и не ждала полной остановки, а, подобрав юбку совсем не подобающим для юной госпожи образом, спрыгивала на землю, уворачиваясь от летящего вдогонку большого деревянного сиденья. Но иногда