Показание кондуктора Федорова об обращении командира было подтверждено и свидетельскими показаниями 18 человек нижних чинов. По их словам, и командир, и старший офицер часто (один свидетель утверждал, что каждый день) били Савельева по лицу, наказывали линьками, ставили на ванты, сажали на бак. Боцман Ларионов показал, что он, по приказанию начальства, два раза наказывал Савельева линьками, а матрос Алексеев говорил, что перед взрывом старший офицер спросил Савельева: «Скоро ли он окончит работу?» и приказал, по окончании ее, отправиться на бак.
Что значило это «отправиться на бак», где обыкновенно производятся экзекуции, Савельев, разумеется, отлично знал.
Из показаний офицеров на следствии приводится лишь одно категорическое отрицание жестокости телесных наказаний. Другие свидетели-офицеры показывали только, что они «не помнят, чтобы на их вахтах наказывали телесно Савельева».
Но кто этот Савельев, которого, по признанию самой следственной комиссии, действительно жестоко наказывали и настолько придирчиво и систематически, что могли, по ее словам, «довести до отчаяния? Что он, в самом деле, был закоренелый негодяй, буйный строптивец, с которым не могло быть иной «справы», кроме порки и битья!?
К крайнему изумлению, из дела выяснилось, что эта жестокость применялась к человеку, о характере и поведении которого все нижние чины клипера дали одобрительные отзывы. По словам матросов, «Савельев был человек хороший, тихого и кроткого нрава, и даже выпивши не был человек задорный, а только делался веселее». Такие же отзывы дали о нем и офицеры, как спасшиеся с «Пластуна», так и прежде на нем служившие и знавшие Савельева. Все они засвидетельствовали, что Савельев был «тихого нрава, но ленив и беспечен; хотя он и бывал иногда в хмельном виде, но не делался через то дерзким».
На основании жестокости обращения с Савельевым командира и старшего офицера, следственная комиссия и допускала возможность умышленности взрыва и в подтверждение своего мнения приводила, между прочим, следующее:
«Савельев был человек ленивый, беспечный, и не совсем трезвый. Строгость же командира и старшего офицера нередко доходила до того, что, кроме телесных наказаний, его ставили на ванты, привязывали к бушприту и били по лицу, так что редкий день мог пройти ему без обиды. Понятно, что такая жизнь в продолжение трех лет могла довести до отчаяния; перед самым же взрывом старший офицер приказал ему идти на бак для наказания по окончании работ. Савельев же, с некоторого времени предававшийся излишнему употреблению вина и, как должно полагать, в утешение от испытываемого им взыскания, в этот день также выпил двойную порцию рому. Хотя после того прошло уже пять часов, но, работая в душной и тесной крюйт-камере, доведенный побоями и угрозами до крайности, он, под влиянием предстоящего наказания, мог при своей бесхарактерности и малодушии, в минуту досады решить положить всему конец лишить себя жизни вместе со всеми
через два месяца после катастрофы с «Пластуном», я отправился в кругосветное плавание на корвете «Калевала». На этом корвете служил один матрос, спасшийся, в числе немногих, с «Пластуна». Это был молодой, славный и добродушный парень, служивший на погибшем клипере юнгой.
Однажды во время спокойной ночной вахты в тропиках, когда обыкновенно матросы в тихих беседах коротают эти волшебные тропические ночи, полные мягкой свежести, я услышал, что в одной кучке, собравшейся на юте, кто-то говорит о взрыве «Пластуна».
Я подошел к матросам. Рассказывал молодой матрос, служивший на «Пластуне», и с уверенностью объяснял слушателям, что клипер был взорван Савельевым.
Его рук дело. Никто как он! заключил молодой матрос.
Ты и на допросах так показывал? спросил кто-то.
Нет, братцы Когда меня привели в эту самую «следовательную» комиссию, и как увидал я адмиралов и капитанов, так оторопь меня взяла Знать, мол, ничего не знаю, ваше превосходительство! Да и как скажешь зря на человека А может это и не он Кто его знает??
Так ведь ты говоришь, что он?
Беспременно он! снова повторил с уверенностью матросик.
И, помолчав, прибавил:
Так я про себя, по совести полагаю, братцы, а ежели заставь меня на него доказывать Слава богу, на мне крест есть Ни слова про него не скажу. Зачем тревожить покойника! прибавил матросик и смолк
IV. КРУШЕНИЕ ЭСКАДРЫ И ГИБЕЛЬ ТЕНДЕРА
Разрушительная сила этого страшного вихря, несущегося с гор, ужасна, но, по счастью, бора страшна лишь для судов, находящихся у самых берегов. Чем дальше от них, тем бора слабее. Находясь на расстоянии от берега, моряки иногда даже и не догадываются о боре.
Район ее невелик и захватывает часть кавказского берега от Анапы до Туапсе (бывший порт Вельяминова). Южнее она слабеет и переходит в довольно свежий зюйд-ост, не имеющий ни стремительности, ни порывистости настоящей боры.
Страшна бора во всем своем владении, но нигде она не бушует с такой яростью, как в Новороссийском заливе, в вершине которого расположен Новороссийск. В этом заливе, окруженном горами, бора делается таким ужасным, разрушительным ураганом, сравнить который можно только с ураганом Индийского океана.