То есть как это? воскликнула она.
Конечно. Вам служит проводником республиканец. И вдобавок республиканец, изменивший своему делу.
Но, гражданин, живо возразила незнакомка, вы заблуждаетесь, я не меньше вас люблю Республику.
В таком случае, гражданка,
протекавшей буквально в двух шагах речушкой Бьевр.
Здесь? спросил ошеломленный Морис. Как? Вы здесь живете?
Да!
Невозможно!
И тем не менее это так. Прощайте. Прощайте, мой храбрый кавалер. Прощайте, мой благородный защитник! Прощайте, сударыня, ответил Морис с легкой иронией. Только успокойте меня и скажите, что вам больше не грозит никакая опасность.
Не грозит.
В таком случае я удаляюсь.
И Морис, отступив на два шага, холодно поклонился.
Женщина на какое-то время застыла.
Однако я не хотела бы вот так расстаться с вами, сказала она. Дайте же, господин Морис, вашу руку.
Он почувствовал, что молодая женщина надела ему на палец кольцо.
Ах, гражданка, что вы делаете? Разве вы не замечаете, что теряете одно из своих колец?
О сударь, зачем вы так зло говорите?
По-моему, сударыня, я не страдаю пороком неблагодарности.
Я умоляю вас, сударь друг мой. Не уходите так. Ну, чего вы хотите? Что вам угодно?
Вы что, хотите мне заплатить? с горечью сказал молодой человек.
Нет, ответила незнакомка с очаровательным выражением, я хочу, чтобы вы простили меня за то, что я вынуждена от вас скрывать тайну.
Морис увидел, как в темноте блестят ее прекрасные глаза, влажные от слез, почувствовал, как дрожит в его руках ее похолодевшая рука, услышал ее голос, полный мольбы, и гнев его сменился восторженностью.
Что мне нужно? воскликнул он. Мне нужно увидеть вас снова!
Невозможно.
Ну, хотя бы только один раз, на час, на минуту, на секунду.
Я же вам сказала это невозможно.
Как? воскликнул Морис. Вы серьезно говорите, что я вас больше никогда не увижу?
Никогда, печальным эхом повторила незнакомка.
Решительно, сударыня, вы играете мною, сказал Морис.
Он поднял свою благородную голову и встряхнул длинными волосами, подобно человеку, пытающемуся избавиться от наваждения.
Незнакомка смотрела на него с неизъяснимым выражением. Было видно, что и ее охватывает то чувство, которое она внушила.
Послушайте, сказала она после минутного молчания, нарушаемого только вздохами Мориса, которые он тщетно пытался сдержать. Поклянитесь мне честью не открывать глаза с того момента, когда я вам скажу, до тех пор, пока не отсчитаете шестьдесят секунд. А там Но поклянитесь честью.
А если поклянусь, что со мной будет?
Будет то, что я вам докажу свою признательность так, как обещаю никогда и никому больше ее не доказывать, даже если для меня сделают больше, чем сделали вы, что, впрочем, было бы трудно.
Но могу я наконец узнать?..
Нет, доверьтесь мне, и вы увидите
По правде сказать, сударыня, не знаю, ангел вы или демон.
Так вы клянетесь?
Да, клянусь!
И что бы ни произошло, вы не откроете глаза? Что бы ни произошло, понимаете? Даже если вы почувствовали бы удар кинжала.
Честное слово, вы меня ошеломляете этими требованиями.
Итак, поклянитесь же, сударь. Мне кажется, вы не очень рискуете.
Хорошо, клянусь вам не открывать глаза, что бы со мной ни произошло, чуть было не согласился Морис, но остановился. Позвольте мне взглянуть на вас еще раз, один лишь раз, сказал он, умоляю вас.
Молодая женщина сняла капюшон и улыбнулась не без кокетства. И при свете луны, которая как раз показалась меж двух облаков, он еще раз увидел эти длинные вьющиеся волосы цвета воронова крыла, безупречные по форме брови, как будто прорисованные китайской тушью, эти миндалевидные глаза, томные и бархатистые, совершенной формы нос, губы, свежие и блестящие, словно кораллы.
Как вы красивы! Очень красивы! Слишком красивы! воскликнул Морис.
Закройте глаза! приказала незнакомка. Морис повиновался.
Молодая женщина взяла его за руки, повернула к себе. Вдруг его лицо обдало благоухающим жаром и ее рот коснулся его рта, оставив между губами то самое кольцо, от которого он отказался.
Это было ощущение быстрое, как мысль, и обжигающее, как пламя. Морис вновь почувствовал потрясение, почти похожее на боль, так оно было неожиданно и глубоко, до такой степени проникло в самое его сердце и затронуло тайные струны его души.
Он сделал быстрое движение, протянув руки перед собой.
Ваша клятва! раздался голос уже издалека.
Морис закрыл глаза руками, чтобы не поддаться искушению нарушить клятву. Он больше не надеялся, он большие не думал, он стоял онемевший, неподвижный, колеблющийся.
Через минуту он услышал шум хлопнувшей двери в пятидесяти или шестидесяти шагах от него. Затем все
смял письмо, стянул с пальца кольцо, положил все это на ночной столик и повернулся к стене с безумным желанием снова уснуть. Но через час, отбросив напускное равнодушие, Морис поцеловал кольцо и перечитал письмо. Перстень был с необыкновенно красивым сапфиром.
Письмо же, как мы уже говорили, было маленькой прелестной запиской, за целое льё благоухавшей аристократизмом.
В тот момент, когда Морис предавался изучению этих чудесных предметов, дверь его комнаты отворилась. Морис надел кольцо на палец и спрятал письмо под подушку. Была ли это стыдливость зарождающейся любви? Или же стыд патриота, не хотевшего, чтобы узнали о его отношениях с людьми, неосторожно пишущими подобные записки, один аромат которых может скомпрометировать и писавшую, и распечатавшую ее руку?