Что это вы евреев защищаете? вступил в разговор третий участник спора.
Никого я не защищаю!
Защищаете! воскликнул «жилет».
Мне дела нет до евреев! Они здесь никто! Жалкие торговцы-разносчики лимонов на Старом базаре!
Тут я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
Вот бы он удивился Да что он? Все они ошалели бы, подойди я к ним сейчас и расскажи, что те, кого они сейчас считают никем, с годами станут всем. Что наступят такие времена, когда Одессу все будут воспринимать в первую очередь, как еврейский город. А, впрочем, не поверят. В лучшем случае, покрутят пальцами у виска, в худшем отправят в дурку. Если таковая здесь есть, конечно.
Между тем оратор продолжал свою наполненную страстью речь:
Просто я не хочу, чтобы в нашем славном новом доме завелась старая плесень. Нечему нам у турок учиться! Ни погромам, ни чему было еще! Даже про фески следует забыть, как господину за соседним столом, он кивнул в мою сторону.
Вот, что вы к клаку этому прикопались и фески ругаете? Мне моя боснийская фесочка куда более к лицу и удобна. Решено: к черту клак!
И что тебя так развеселило, красавчик? раздался сбоку звонкий насмешливый девичий голос.
[1] Город Модика, провинция Рогуза, славился
своим шоколадом, на пару веков обогнав Швейцарию в производстве южноамериканского лакомства. Топили там шоколадные бобы при более низкой температуре, чем принято сегодня, поэтому на вкус сицилийский шоколад отличался от современного, будто в него песку добавили.
Глава 4 Адаша и позорные столбы
Даже сидя, я практически был вровень с девушкой, которая незаметно подошла сбоку, и теперь, не стесняясь, не скрывая ни озорной улыбки, ни своего любопытства, внимательно рассматривала меня с ног до головы.
Напугала? спросила, продолжая веселиться.
«Экая дерзкая!» подумал я.
Напугала! признался я, улыбнувшись.
Не бойся, я не страшная! усмехнулась девица.
«А это уже становится все интересней и занимательней!»
Моё тут же проснувшееся любопытство по отношению к девице после её очередного заявления, можно было понять. Дело в том, что она хоть и не была страшной, но уж точно любой человек, её увидевший и разглядевший и не важно, был бы это мужчина или женщина, не сговариваясь, единогласно определили бы её «некрасивой». И если девушка позволяет себе говорить о себе так, то она отдает себе отчет в том, что некрасива. Это, во-первых. А, во-вторых, понимая свою неприглядность, она не стыдится её: ну, уродилась такой что поделаешь, приняла и живу дальше.
Смотри-ка, опять улыбаешься! девушка увидела вновь родившуюся мою улыбку, следствие моих мыслей. Развеселила?
Ты дашь мне опомниться? взмолился я.
Да.
Неожиданно она покорно вздохнула, опустила голову и уже всей позой изображала эту самую покорность. Изображала чуть более секунды. Опять напугала, резко вскинув голову.
Опомнился?
Здесь уже удержаться не было сил: я рассмеялся. Девушка довольная и своим представлением, и моей реакцией, тоже начала смеяться.
Я Адония! представилась, когда мы отсмеялись.
Коста!
И откуда ты к нам явился, красивый такой?
А с чего ты взяла, что я откуда-то явился? За всю Одессу знаешь?
За всю, не всю Адония не среагировала на речевую нелепость, от которой я не удержался, но бесплатно тебя накормлю, если выяснится, что ты местный и здесь давно. Так что? Я проиграла обед?
Нет! я поднял обе руки. Так заметно, что я новенький в этом городе?
Мне, да! улыбнулась Адония.
Ну, значит, придется заплатить за обед! притворно вздохнул я.
Что хочешь? и, не давая мне опомниться, Адония затараторила. Баранина, тушеная в вине, поросенок с вертела, меланжаны по-гречески
Можно мусаку?
Не думал, что, попросив самое обыденное для греков блюдо, я в первый раз перетащу маленькую чертовку на свою территорию, где она растеряется.
Мусаку? переспросила.
Ну, да, мусаку повторил я как нечто само собой разумеющееся.
Это что за?
Ты не знаешь упивался я её растерянностью
Нет, признала она своё поражение.
Нууу только она собралась тряхнуть челкой, я поцокал языком, выражая недоумение гастрономической безграмотности. Это такая запеканка с баклажанами, мясом и помидорами.
А! тут же обрадовалась Адония, даже выдохнула с облегчением. Помидоры!
Она так произнесла «помидоры», будто речь шла о корне женьшеня, килограмм которого я потребовал порубать себе в салат.
Что помидоры
Здесь о них лучше старайся меньше думать.
Это еще почему?
Вот, видишь, Адония была рада, что вернула прежнюю расстановку сил в нашем диалоге, поэтому ты и новичок, что не знаешь, что здесь у нас помидоры большая редкость. Их маленькими партиями везут из Италии. И, поверь, не для того, чтобы ты извел их на свою запеканку!
В конце не удержалась, фыркнула. Я замялся.
Так что тут она сделала паузу, и я внутренне был готов, что услышу сейчас привычное современному уху «не выпендривайся», спрашиваю еще раз: баранина или свинина?
Я доверюсь твоему вкусу! склонил голову, отсекая все споры.
Адония оценила мою покорность и, в большей степени, полагаю, выказанную ей высокую оценку её женской сущности. Не удержалась, чуть залилась краской, быстро развернулась, заскакала между столиками.