Мне невольно вспомнился мой первый день в Стамбуле, когда я бежал через толпу, как мне казалось, ряженых. Здесь я тоже будто участвовал в съемках какого-то исторического фильма. Вот только сценарий его мне был куда более по сердцу.
Остановились на углу Дерибасовской и Ришельевской. Распрощались.
Зашел в гостиницу снова сражен наповал. Мрамор, колонны, позолота, великолепная деревянная отделка. Все как в лучших домах Парижа и Лондона. И сервис на высоте: номер Спенсеру забронирован, его ждут.
Остановился у входа, морщась от грохота экипажей по мостовой, визга несмазанных колес под пирамидальными арбами и скрипа подвод, запряженных быками. Немного расспросил швейцара, куда податься греку-туристу.
Он оказался из наших и благородная душа решил меня предупредить:
Имей в виду, брат: в нумерах постелей нет, только сами кровати.
Это как же
Принято здесь так. Баре со своими постелями прибывают. А иностранцам такое в диковинку. Вот они и ночуют в день заезда на голых кроватных решетках, он громко расхохотался, утирая слезы.
Ну и дела! Надо Спенсера предупредить. Бегать сейчас в поисках одеял с подушками не буду. И денег мне Эдмонд на такое не выделил, и деть будет некуда. Но магазин с подобным товаром приглядеть не мешает.
Двинулся по Дерибасовской. А там Магазины, магазины, магазины С модной мужской одеждой, с дамскими нарядами, с галантерейным товаром, с мануфактурой, с зонтиками, шляпные, обувные, сигарные От вывесок с иностранными именами рябило в глазах: мадам Шурац, месье Леонард, Томазини, Трините одни итальянцы да французы. Нужно сюда затащить Марию душу отвести. Мигом настроение поднимется.
Еще клак этот дурацкий! Я заметил, что народ вокруг не особо обращает внимание на наряды окружающей публики. Атмосфера вполне демократичная, тут все пришельцы. Но мне эта подаренная Фонтоном шляпа не нравилась категорически.
В общем, решено: Марии платья,
белье и обувь, мне боливар, как на рисунках Пушкина. Может, он его в этих магазинах и купил? Не так давно он тут, вроде, был лет десять назад.
Вдруг я застыл.
Запах! Боже, какой чарующий и знакомый запах! Так пахнет только Средиземноморье! Так пахнет южное лето и бессмертие! Миллионы оранжевых солнц Греции, великие в своей простоте апельсины это их дивный аромат заставил меня застыть на месте!
Я побрел на этот запах, как крысы за дудочкой крысолова, не обращая более внимания ни на что вокруг. И вскоре нашел его источник длинную улицу с раскрытыми настежь погребами магазинов колониальных товаров.
Греческая улица! Я нашел свое сердце в Одессе!
Что только не предлагали местные магазины! Оливковое масло, фаршированные маслины, макароны, итальянские колбасы, соленую лакедру и анчоусы в маленьких бочонках, экзотические фрукты в окружении пирамид из апельсинов и лимонов, желтые сахарные головы, перевязанные голубой бумагой, сицилийский шоколад из Модики[1] и, конечно, сотни бутылок и бочек вина Все дары Европы и заморских колоний свозились сюда!
Улица пестрела вывесками не только магазинов, но и торговых домов. «Братья Родоканаки», «К. Попудов», Инглеси, Петрококинос, Марозли, Мавро одни греческие имена, среди которых, не понятно каким образом, затесалась американская фамилия Ралли.
Еще больше было вывесок винных погребов «Cantina con diversi vint». Из мрачного входа, ведущего под землю, раздавались веселые крики, и терпко пахло винными парами.
Я сглотнул слюну. Как же я соскучился по спагетти болоньезе и глотку доброго Кьянти!
Снова запах! На этот раз из переулка меня манили ароматы жарящегося на углях барашка.
Ноги сами потащили меня от винного погребка в маленькие тесные дворики, увитые плющом, где вокруг столиков сидели посетители за жаркими спорами и дымящимся густым кофе.
Настоящая греческая таверна! Шум, крики, звон бокалов, родная речь как мне все это знакомо!
Я уселся за свободный столик, огляделся с удовольствием.
Посреди двора маленькая мраморная цистерна с зеленеющей водой. Над головой нависали наружные деревянные галереи в уровень с крышей и отдельные балконы. В противоположном от входа углу была устроена открытая печь, где на вертеле крутили тушу поросенка.
Прислушался.
По соседству шел эмоциональный спор, но не о политике, как принято среди завсегдатаев кофеен, о более деликатном предмете.
Я вам сто раз уже сказал, горячился какой-то старичок, крепко сжимая узловатыми пальцами внушительную трость. Погромами мы наелись еще там, в Фанари. Так зачем же нужно тащить сюда этот дикий обычай? В Константинополе турки громили наши дома, здесь мы решили последовать их примеру. То, от чего бежали, хотим высадить, как ядовитый анчар, на местной каменистой почве?
Господин Севастопуло, но евреи сами были тогда виноваты в своих бедах. Ведь на них тогда набросились после того, как они не сняли свои дурацкие шапки, когда шла похоронная процессия с телом патриарха! эмоционально вскричал его оппонент, дородный грек в цветастом жилете.
Я догадался, что обсуждают события 1821-го года, о которых упоминал Цикалиоти.
Вы еще нам расскажите гнусную легенду, что евреи Константинополя выкупили тело нашего мученика Георгия, привязали к ногам камни и выбросили в море. Как, интересно, тогда оно могло оказаться на корабле, который его привез в Одессу?