Прости, вытянулась всем телом и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его.
Когда он охотно вернул поцелуй, а крепкие руки изо всех сил прижали Меду к его груди, необходимость дышать канула в лету, как и все её заботы и проблемы. В этот момент она поняла: даже воздух больше не нужен, лишь бы только Тед не прекращал целовать её. Ещё никогда и ни в чём она не была так твёрдо уверена за свои пятнадцать лет жизни.
После того дня на озере они потеряли счёт часам, проведённым вместе.
Порой Андромеде казалось, что весь мир ополчился против них. Но стоило ему прошептать:
Всё будет хорошо. Я обещаю, присущий только ему запах дождя, травы и солнца окутывал её, и она чувствовала себя непобедимой.
Казалось, если бы только мир позволил им такую роскошь, они могли бы вечно наслаждаться объятьями и тонуть друг в друге. Однако, Меда была благодарна даже за эти совместно проведённые украдкой моменты, вдалеке от враждебных глаз. Благодаря воспоминаниям об их встречах, она смогла пережить разлуку во время школьных каникул.
Так прошло несколько месяцев, и чем меньше времени оставалось до дня окончания Тедом школы, тем сильней он тревожился, тем хуже ему удавалось скрывать собственное беспокойство. Теперь уже Андромеда пыталась его успокоить. Увы, она не могла предложить ему ничего более утешительного, чем нежные ласки. Часто он укладывался головой на её колени и, обняв, глухо шептал прямо в живот:
Люблю тебя, в то время как она рассеянно перебирала пальцами локоны пшеничного цвета.
Эти немудрёные действия неизменно успокаивали Теда, и очень скоро он вновь становился самим собой: её сильным, спокойным, уверенным защитником.
Его последняя неделя в Хогвартсе подходила к концу, когда грозный призрак неминуемого расставания зловеще навис над ними, окрашивая прощальные поцелуи и объятья медным привкусом отчаяния.
В один из дней тёплый весенний дождь застал их рассеянно блуждающих по лесу и вынудил искать убежища под вековым дубом. Именно тогда несгибаемый самоконтроль Теда Тонкса (который Меда рассматривала как нечто сверхъестественное) наконец покатился в тартарары, и впервые за время их знакомства он позволил рукам пробраться под её юбку.
Ничего больше и не потребовалось для демонстрации его намерений.
Надо сказать, что уже в течение долгого времени Андромеда мечтала принадлежать ему телом так же полно, как и душой, но была озадачена его сдержанностью. В конце концов она постаралась успокоить себя тем, что, видимо, Тэд соблюдает какие-то маггловские традиции.
Поэтому, когда он наконец решился, у Андромеды немного времени ушло на то, чтобы буквально сорвать не только блузку, юбку и нижнее бельё с себя, но и одежду с него. На мгновенье Тед замер, не говоря ни слова, взгляд его, тягучий и непроницаемый, бродил по её нагому телу, а Меда боялась только одного: что он снова передумает. Однако, гортанный возглас, с которым он спустя мгновение напал на её губы, сейчас же развеял все сомнения.
Тед бережно опустил её на тёплую влажную траву, и они, взаимно опьянённые влекущей гладью обнажённой кожи, тонущие в сокрушительном, неодолимом вожделении любовной лихорадки, отчаянно вцепились друг в друга, пытаясь целовать, посасывать, лизать и ласкать везде и сразу. Вскоре он уже устроился между её широко разведёнными бёдрами, толкнулся, и Андромеда простонала его имя в серое, низко нависшее небо, содрогаясь
под ним, извиваясь от острой смеси мгновенной боли и нарастающего неутолённого желания. Его порывистые, наполненные отчаянием и страстью движения, пусть и выдавали отсутствие опыта, всё же увлекли её за грань, и, уже срываясь в бездонную пропасть наслаждения, она услышала его хриплый басок, ликующе вскрикнувший:
Дромеда!
Произошедшее между ними было далеко от совершенства насколько это возможно, но для неё эта близость стала безусловно необходимым, совершенно волшебным и затмевающим абсолютно всё событием.
Они остались в лесу до утра, а на следующий день родители забрали её из школы. Вероятно, благодаря стараниям Бэллы.
Дома, снедаемая тоской и беспокойством, Андромеда стала угасать, проболела месяц, но не умерла, хотя с совершенным равнодушием приняла факт, что к этому всё и идёт.
Вынужденная продолжать жизнь без Теда, она по-детски глупо попыталась перестать любить его. На самом деле попыталась. Родители просили забыть его, и, как хорошая дочь, она пообещала, что будет стараться. И, Мерлин свидетель, прилагала нечеловеческие усилия. Возможно, ей даже удалось бы добиться обещанного, если бы только она не вспоминала о нём каждую секунду. Если бы только всё вокруг свет солнца, шорох дождя и шелест травы, не нашёптывало его имя.
Воспоминания терзали Меду, переполняя готовую лопнуть голову, так что она едва ли могла заниматься чем-то ещё, кроме размышлений о нём. Тем не менее, возможно, она и смогла бы его забыть, если бы только они не подходили друг другу настолько идеально. Если бы только его улыбка не стала первой, что заставила её покраснеть, а его глаза не завораживали до умопомрачения. Если бы только под мягкими касаниями его пальцев кожа не вспыхивала возбуждением, а жадные губы не лишали дыхания, погружая в сладостное забытьё. Если бы только его запах не кружил голову, а волосы не рассыпались нежным шёлком. Если бы только его кожа не манила теплом и гладкостью, а плечи широтой размаха и силой под её сведёнными желанием пальцами