Наполовину ли я Бог или наполовину монстр, мне вообще все равно. Все, чего я желаю, это моей свободы. Право делать свой собственный выбор, но я не буду выпрашивать то, что заслужила.
Ты говоришь о том, что причитается. Мои слова доносятся медленно, пока я стискиваю зубы от боли. Но как насчет того, что причитается мне? Я поднимаю глаза и смотрю на нее из-под темных опущенных ресниц. Я всегда была предана, напоминаю я ей. Я усвоила твои уроки, я выполняла всю твою работу. Я сделала все, о чем ты просила.
Пожалуйста. Я молча умоляю. Нет. Я прикусываю язык. Я. Не. Буду. Умолять.
Тени дрожат на моей коже, сливаясь плотнее. Они жидкая тьма, неподатливая, и все же я не нахожу их ограничивающими. Вместо этого они ощущаются как оковы силы, поддерживающие меня, побуждающие встретиться лицом к лицу с женщиной, которой я так долго восхищалась и которой так боялась.
Ногти Офелии отрываются от столешницы, и она выпрямляется, убирая руки. Что ты будешь делать, если я освобожу тебя от контракта?
Я не предам тебя, говорю я, заверяя ее. Я не собираюсь раскрывать Преступный Мир.
Ты продолжишь на меня работать?
Мои губы приоткрываются, но у меня нет слов, только шок. Продолжать работать на нее? Я смотрю мимо нее, поверх ее плеча, мой взгляд опускается на обтрепанные края обоев, помятых и отклеивающихся в верхнем углу, где стена соприкасается с потолком. Под моими обутыми в сапоги ногами скрипят половицы. Частицы грязи витают в воздухе, усиливая затхлый запах в комнате, который одновременно является запахом гнилого дерева и старых чернил.
Внимание Офелии обжигает мне щеку, но я по-прежнему не смотрю на нее. Если я думала, что у нее достаточно храбрости, чтобы встретиться с Руэном лицом к лицу и действовать бесстрашно, то у нее еще больше храбрости, чтобы спрашивать меня об этом. Я никогда не хотела быть убийцей. Я никогда не хотела быть вовлеченной в иерархию борьбы за власть Анатоля.
Моей мечтой было вернуться в Пограничные Земли, отстроить хижину, сгоревшую дотла много лет назад. Часть меня все еще хочет этого. И все же мысль о том, чтобы остаться в темноте леса, когда вокруг на многие мили никого нет, ни огней, ни улиц, ни таверн или кофейнь, ни звуков, кроме существ, населяющих лес, оставляет во мне чувство некоторой опустошенности. Как будто кто-то вынул мои внутренности, органы
и все остальное и разложил их передо мной на земле.
Какой смысл сейчас вести уединенную жизнь?
Я оборачиваюсь и бросаю взгляд через плечо на дверь, за которой меня ждут трое великих людей. Сколько минут прошло? Сколько еще они дадут? Я наполовину беспокоюсь, что если мы пробудем здесь еще немного, Руэн выломает дверь и потребует объяснить, почему так долго. С другой стороны, он уже итак сильно удивил меня сегодня они все удивили может быть, они позволят мне и эту свободу.
Эти мальчики, начинает Офелия, звук ее шагов приближается, когда она обходит стол. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, неподвижно наблюдая, как она подходит ближе. Они могут быть добрее некоторых, заслуживать большего доверия, чем другие, но не забывай, Кайра, меч может разрубить нечто большее, чем плоть, но смерть всегда является его изначальной целью.
Я пристально смотрю на нее в ответ. Ты не хочешь, чтобы я им доверяла. Это не вопрос.
Рот Офелии кривится, хотя улыбка не касается ее глаз. Ты всю свою жизнь искала покоя. Она достает нож из кармана брюк. С щелчком острое серебряное лезвие выходит из рукояти, щелкая при ловком повороте ее запястья. Я не вздрагиваю, продолжая удерживать ее взгляд. Но теперь тебе нужно будет пойти на войну, прежде чем ты когда-нибудь обретешь этот мир.
Ты знала, что это произойдет?
Твердыми пальцами Офелия хватает меня за руку и поворачивает лицом к стене и двери. Ее пальцы холодны, когда они собирают пряди моих волос и отводят их в сторону, открывая мой затылок. Мышцы моих плеч напрягаются.
Первое прикосновение острого края лезвия к моей коже не причиняет боли, но заставляет все мышцы спины напрячься еще сильнее. Струйка теплой крови пузырится, и я чувствую, как из отверстия, которое создает Офелия, выскальзывает капля, когда она опускает нож еще глубже. Я закрываю глаза, возвращаясь в то безопасное место, к которому я привыкла место, которое она заставила меня создать для себя.
Никто не знает, как сложится будущее, отвечает она на мой вопрос, пока ее пальцы быстро справляются со своей задачей. Лезвие выходит из моей плоти, и я слышу, как оно со стуком падает на стол, за мгновение до того, как ее пальцы холоднее, чем у большинства открывают разрез шире. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы промолчать. Ни одна мать также не знает, какими станут ее дети.
Теперь говорю я. Ты не моя мать. Слова срываются с моих губ вопреки моим предыдущим мыслям. Да, когда-то я думала о ней именно так. В конце концов, она единственная взрослая женщина, которая когда-либо оставалась постоянной в моей жизни, но ни одна мать не заставила бы своих детей ступать во тьму ради денег. Ни одна мать не мучает их, чтобы обезопасить других.
Ее пальцы впиваются в мою плоть. Я не буду извиняться за то, что обеспечила тебе выживание в мире, намеренном убить тебя.