Не хочу это чувствовать. Хочу излечиться. Хочу нормальной жизни.
И у меня получается.
На целых пятнадцать минут.
Глава 16. Я ничего никому не должен
Мама распахивает дверь:
Я думала, ты уснул Что за вонь такая? Что горит?!
Я иду на кухню только для того, чтобы она замолчала.
Пытаюсь есть, а кусок в горло не лезет в прямом смысле слова.
Сынок, ты что, заболел? Мама прикладывает холодную ладонь к моему лбу. Я шарахаюсь.
Только сейчас замечаю, что на ней длинное бежевое платье, волосы уложены волнами. И при этом в домашних тапочках с помпонами. Значит, урода еще нет, но скоро объявится. И поведет выгуливать мою маму. Ведь невозможно же держать ее взаперти все время.
Почему лучшие женщины выбирают мудаков? Ведь это ее зонт, он ей дорог. Какого хрена он выбросил его? Дважды?!
Мам, почему ты терпишь этого урода? спокойным тоном спрашиваю я, а внутри меня всего колотит.
Ковыряю отбивную и поднимаю голову, слишком уж тихо. Мама смотрит на меня такими глазами, будто перед ней черт сидит. Точно я же никогда не называл его уродом вслух.
Не говори так о твоем отце! взвинчивается она.
Он мне не отец, сквозь зубы отвечаю я.
Отец! Ты должен называть его папой!
Мне двадцать лет. Я вообще ничего никому не должен! Я со звоном бросаю вилку на стол.
Ты живешь в его квартире!
Я живу здесь только для того, чтобы тебя защищать!
Он ни разу меня и пальцем не тронул!
Я видел синяки, мама!
Я просто ударилась! Я же говорила!
С грохотом отодвигаю стул. Какое-то долбанное кино!
Иду в свою комнату.
Твой брыкается? слышу голос урода из коридора. Высечь его надо как следует. Меня отец сек Дальше меня так накрывает, что я не слышу окончание фразы.
Эй, ты! звучит уже под дверью, и тон такой, что я подтягиваю к себе деревянный стул, чтобы в случае чего было удобно схватить его за перекладину на спинке. Еще раз мать доведешь до слез, урою!
Но в комнату не входит.
Урод!
Урод! Урод! Урод!
Метаюсь, как зверь в клетке. Зажимаю руки под мышками, чтобы не натворить чего. Подхожу к стене и упираюсь в нее лбом. Ударяюсь в нее легонько, потом сильнее. Больно, аж за ушами трещит, но проще не становится.
Тогда что? Что мне делать?!
И тут взгляд, будто внезапно примагниченный, падает на перочинный нож в свалке вещей из коробок. Я хватаю его и выбегаю на улицу.
Глава 17. Я должен тебя забыть
Поздний вечер, на улице никого, только вдалеке носится собака с неоновым ошейником.
Парковка у дома забита до отказа, места здесь занимают еще до семи, а значит, урод припарковался где-то подальше. Там, где нет камер. Я быстро нахожу его машину у обочины, напротив здания теплоузла.
Иду прямиком к Гелендвагену.
Новый виток ярости и при этом абсолютное ледяное спокойствие и абсолютная уверенность, что я все делаю правильно. Что другого пути нет. Будто и не сам делаю, а что-то меня направляет. Засовывает мою руку в карман куртки, достает складной нож.
На ходу раскрываю его и со всей силы всаживаю в шину. Нож отдает в руку, пронзая верхний слой резины, потом скользит легче. Из шины с шипением выходит воздух. Вытаскиваю нож и всаживаю его снова. И снова. И снова. Да, я именно этого и хотел! Выместить! Злость! Избавиться! От яда!
Затем перехожу ко второй шине, к третьей. Когда поднимаюсь, чтобы идти к четвертой, боковым зрением улавливаю тень возле теплоузла. Может, и показалось, но ощущение, что за мной наблюдают, останавливает меня. Если урод узнает, что я сделал, точно уроет.
Я возвращаюсь домой. Запираюсь в своей комнате, включаю настольную лампу и заваливаюсь на кровать. Меня действительно отпустило, стало легче дышать. Мысли словно проясняются И тогда вижу, во что превратился, кем я стал. Или я всегда был таким, просто притворялся нормальным перед другими, перед собой? чувства к этой женщине вывели меня на чистую воду, показали, какой я на самом деле.
Ставлю на стол бутылки виски, сажусь на стул и кладу перед собой чистый лист бумаги. Верчу черный карандаш между пальцев. Теперь я нарисую настоящую, правдивую картину.
Рисую на одном дыхании, будто и не глядя, а только чувствуя. Прихожу в себя, когда рисунок готов, и с удивлением обнаруживаю, что бутылка виски уже пуста. Перевожу взгляд на рисунок. Огромный черный монстр на нем возвышается над черными многоэтажками. А внизу перед ним стоит маленькая женщина, в пальто, с распущенными волосами и белым незакрашенным зонтом. Но я-то знаю, что зонт оранжевый.
У меня сводит живот от этого рисунка. Или это от бутылки виски, выпитой натощак. Картинка перед глазами плывет и раздваивается.
Все хватит на сегодня точно хватит.
Я перестаскиваю свое тело на кровать, с третьей попытки извлекаю огонек из зажигалки и прикуриваю. Настольная лампа вдруг гаснет сама.
И вот лежу я на кровати в темноте, допив бутылку виски. Рука с сигаретой свешивается, почти касаясь пола, нависает где-то над пепельницей. В голове приятная тяжесть, язык тоже тяжелый, сейчас бы и слова не сказал. Мысли тягучие, как кисель. Тело горит, а по коже то и дело проносится озноб.
Закрыв глаза, я думаю о том, что снова сорвался с катушек. Что веду себя как ребенок, и чем больше стараюсь быть взрослым, брать на себя ответственность, тем хуже становится. Какая-то хреновая эта штука жизнь. Пустота... Черное на черном...