Обри, граф положил руку ей на плечо, я, кажется, действительно дал Певзнеру разрешение обыскать весь дом. Прости, дорогая, но тебе придется рассказать об этих часах. Сейчас это все, что я могу сделать, чтобы удержать Хиггинса от дальнейших действий.
Взяв с пледа миниатюру Мюриел, Обри провела пальцем по обрамлению, и еще одна, более страшная мысль пришла ей в голову.
Моя Библия, прошептала Обри, лихорадочно оглядывая комнату. Она у вас? Где она?
Несомненно, Библия там, где ты ее оставила, ласково сказал Уолрейфен и, подведя Обри к креслу, заставил ее сесть. Такая праведная вещь не вызвала интереса у Певзнера. А теперь расскажи мне, Обри, откуда у тебя часы моего дяди?
Обри взглянула в глаза графа, такие теплые и спокойные, и постепенно начала понимать, что он ей не враг. Конечно, он говорил не сердито, а смущенно, и это звучало так, словно он хотел ее защитить. И разве не это было причиной того, что она пришла к нему в постель, получить его защиту, в которой она нуждалась? Обри решила, что сейчас должна воспользоваться его покровительством, хотя эта мысль не доставила ей особой радости.
Их дал мне майор, после долгого молчания ответила Обри. Вернее, он дал их мне, чтобы я отдала их Айану.
Айану? Почему?
Он сказал что-то о том, что Айан пытался спасти его, когда обрушилась башня, слабо пожала плечами Обри. Он... казался растроганным. Но я не хотела брать часы. Я сказала ему, что Айан слишком мал. Я настойчиво пыталась вернуть часы, но майор был упрямым. И таким образом я... ну, заключила еще одну сделку с дьяволом, получила то, что хотела. Знаете, так часто бывает, когда свяжешься с ним.
Что за сделку, Обри? Присев перед ее креслом, Уолрейфен взял ее руку в свои и начал растирать, как будто старался заставить ее кровь и ее слова снова двигаться быстрее.
Я сказала, что возьму часы, только если он согласится со мной и позволит доктору Креншоу осмотреть его. Обри с трудом сглотнула. На следующий же день. К моему изумлению, он согласился. Вот так часы оказались у меня. Тогда я думала, что одно другого стоит. Она посмотрела на Джайлза, безмолвно умоляя понять ее. Но он так и не встретился с Креншоу. Вместо этого он... он умер.
Обри, граф стиснул ее руку, почему ты не рассказала мне все это? Почему просто не сказала, что часы у тебя?
Потому, что никто не поверил бы мне, покачала она головой.
Обри, положив обе руки на плечи Обри, Уолрейфен заглянул ей в глаза, если ты говоришь, что мой дядя дал тебе свои часы, я верю тебе. Я верю тебе, медленно и отчетливо повторил он.
Благодарю вас. Но, милорд, Певзнер будет рассказывать, и...
Джайлз, поправил граф, снова сжав ее пальцы. Просто Джайлз, Обри. Хорошо?
Да, хорошо, согласилась Обри, стараясь сдержать слезы.
И если Певзнер будет что-либо рассказывать, он многим рискует, добавил граф.
Его голос прозвучал так спокойно, так убежденно, что Обри внезапно захотелось рассказать Уолрейфену все, снять с себя тяжкую ношу и, рыдая, уткнуться ему в шейный платок. Но ее признание поставило
бы Джайлза в безвыходное положение, поскольку он поклялся соблюдать законы. К сожалению, согласно закону, Обри была виновна в похищении ребенка, а возможно, и кое в чем еще худшем. Англия предоставляет матерям не так уж много прав в отношении их детей, но Обри, безусловно, никогда не признают матерью Айана, и тогда произойдет самое ужасное мальчика вернут его единственному родственнику по мужской линии, его дяде, Фергюсу Маклорену.
Нет, исповедь сейчас ей совсем не была нужна, она не принесет пользы Айану. О чем только думала Обри, заваривая эту кашу?
Ох, мне хотелось бы никогда не видеть эти часы! расплакалась она. Мне хотелось бы никогда не быть замешанной ни во что такое! Я просто... просто пытаюсь делать все, как надо. Я не понимаю, как все запутано в этом мире.
Обри, очень спокойно сказал граф, о чем ты говоришь?
Она всхлипнула и замолчала, испугавшись, что и так сказала слишком много.
Пока не прошло несколько дней, я даже не понимала, что часы сочтут пропавшими, сказала она, и это была правда. Во всей суматохе я просто не думала о них. Часы казались такими... таким пустяком по сравнению со смертью майора, вы понимаете?
Да, думаю, понимаю.
Потом пришел мистер Хиггинс, он смотрел на меня своими большими черными глазами, задавал ужасные вопросы, и я поняла, что он подозревает меня. И что бы я ни говорила, мне ничто не помогло бы, а часы только все ухудшили бы. Так и случилось.
Я поговорю с Хиггинсом, сказал Джайлз, коснувшись теплой рукой щеки Обри.
«По крайней мере, она хоть немного доверяет мне», подумал Джайлз. Он хотел доверять ей, верить каждому сказанному ею слову. Или он был самым большим дураком на свете, влюбленным дураком? По каким-то причинам Обри лгала, и он это знал. Тогда почему он принимал ее ложь?
Обри, кто эти люди на миниатюрах? требовательно спросил Джайлз. Он не преминул заметить, как изыскано они были одеты, и почему-то усомнился, что их богатые наряды просто вольность художника. И вдобавок к этому женщина показалась ему мучительно знакомой. Это твоя семья?