Колькой шныряли в толпе, подбегая через некоторое время то с конфеткой, то с пирожками. Вон там дядька с медалями задаром нас угостил. Не воруете вы детки? тревожилась мать. Мам, ты что?
Наконец повезло и Тольке. Солдат с костылями без одной ноги держал в руке бумажный кулек, и время от времени доставал оттуда конфеты подушечки и кидал в рот. Мать разговаривала с какой-то теткой. Толька заворожено смотрел на солдата и удивлялся как точно солдат швырял в рот конфеты.
Пожует-пожует, проглотит и снова кинет. Встретившись взглядом с Толькой, солдат подмигнул ему и поманил пальцем к себе. Толька отрицательно мотнул головой. Солдат удивленно усмехнулся и поковылял к нему.
Поможешь?
Пацан заговорщически зашептал: Мамка заругает.
А мы отвернемся в сторону. Отойдем. Давай, смелей. А то мне одному уж надоело.
Как это может надоесть, они ж вкусные! еле ворочал языком пацан, засунув в рот сразу несколько конфет. Ну, действуй! и он отдал весь кулек Тольке, который обомлел от радости. Маришка всполошилась, не увидев сына около себя и растерянно оглядывалась по сторонам. Толька перестал жевать и вылупив глазенки уставился на мать. Наконец она увидела его и замахала рукой: Толичек, хади сюды!
Ух ты! выдохнул солдат это кто?
Мамка моя!
Красивая, брат, у тебя мать.
Лучше всех! подтвердил пацан.
А где ж ты взял конфеты? затревожилась Маришка.
Здравствуйте, с праздничком! подошел на выручку солдат и протянул ей руку. Иван, чуть-чуть не царевич, засмеялся он.
Здравствуйте. С праздником! смутилась Маришка, но руку подала.
Вот с другом фронтовой паек уничтожаем. Ничего?
Можно, засмеялась Маришка. Тут подбежали Вовка с Колькой и увидев у брата такое богатство в руках напустились на него.
Толька, нечестно, делиться надо.
Мои сыночки, отец-то не дождался Дня Победы, еще в 42м похоронка пришла. Люди-то дожили, а ен нет. А может, где в госпитале лечится, а? глаза Маришки наполнились слезами.
Все случается, все случается торопливо ответил солдат. Ты не из Орешного случайно? Оттуль. А таперь здесь живу, работаю.
Вон оно что. Семена жена?
Да. Семена Артемовича, а это его детки.
Вон оно что, протянул Иван потирая лоб и отдуваясь.
Слухай, не видел ты его?
А! Нет! как-то странно протянул он бледнея лицом, зашатался на своих костылях.
Табе плохо? забеспокоилась Маришка.
Жизнь мне спас твой Семен под Ржевом. Вместе воевали.
Слухай. Милый солдатик, расскажи, как же ен?
Прости. Мать, ничего не знаю. Помнил я пока в сознании был, когда тащил он меня из-под обстрела. Ногу вот оторвало, крови много потерял, очнулся уже в госпитале. А про него больше ничего не знаю. Потом госпиталь эвакуировали на Урал в Челябинск, где только не лежал. Контузия корежит, к ноге-то уж привык.
Ну как же ты ничего не знаешь про него, а? корила она солдата. Может не хочешь чего сказать?
Прости, мать, ничего не знаю. Хотел его семью разыскать и вот тебе на встретились.
Что ж ты такой, ничего не расскажешь? рыдала Маришка дергая его за костыли.
Дядя, а папка наш смелый был? пытливо глядел на него Вовка.
Смелый, дружок, смелый. Из пулемета до последнего патрона строчил. А потом и меня еще сумел вытащить, хотя раненый сам был. Говорил я тебе, что папка наш смертью храбрых погиб, даже в похоронке так написано, а ты не веришь, доказывал Вовка какому-то пацану, готовый сразиться с ним, толкая его плечом. Сгиб, значит, мой Сенечка, а ты не хочешь сказать. Ты-то вот живой. рыдала она, прижимая к себе младших сыновей.
прости, мать, ей-богу ничего не знаю. и заскрипев зубами, замотав головой, он медленно ушел в толпу.
Ты че, мамка, зачем кричала на дяденьку, он мне конфет дал, и видишь. У него даже одной ноги нет!
Ох горе мое горе! рыдала Маришка- Глупенькие вы еще, ничего не понимаете.
Ну ладно, успокойся, хватит. подошла к ней соседка по работе. У меня тоже двое сиротинок осталось, почти вместе похоронки получили. Жить надо, детей растить! Пошли концерт смотреть. А чего рты разинули, доблестные армейцы? Вон очередь стоит, булочки детям бесплатно дают. Там и мои девчонки, разыщите их и к ним в очередь.
Мамка. Кончай плакать, праздник же! и мальчишки умчались к очереди. Матери смотрели им вслед, вытирая слезы.
Мараишка, Мараишка, празника! послышалось рядом. Поискав глазами, маришка увидела знакомых старух-калмычек, окруженных подростками-калмычатами, возраста как ее дети. Тут же стояли и две молодые
женщины, держа за руки детей двух-трех лет.
Твои друзья? как-то странно посмотрела на нее соседка.
Да, Валя, это про них я рассказывала.
Женщины подошли ближе к кучке калмыков.
С праздником вас! Празника, празника! закланялись старухи. Калмыцкие дети шептались, и внимательно смотрели в одну сторону, часто показывая туда вытянутыми руками. Валентина сообразила первой и весело-властно приказала ребятишкам: А ну быстро в очередь! Старухи враз закачали головами: Болшго! (нельзя!) и затараторили: Нету, нету! Валентина переглянулась с Маришкой. Вы что? Можно! Давайте быстрее в очередь! и стали подталкивать ребятишек. Те несмело упирались, оглядываясь на своих, потом старухи разрешительно махнули руками и калмыцкая детвора, путаясь в своих немыслимых рваных одеждах, пустилась бежать в очередь. Следом пошли и Валентина с Маришкой. Выгонят их, вот посмотришь, вон литовцы, греки, хохлы стоят хоть бы что, а этих прогонят. И точно. Не успели калмычата добежать до хвоста очереди, как несколько крайних пацанов обернулись к ним с возгласами: Куда? Калмычата остановились как вкопанные. Рослый литовский пацан из их компании растопырил длинные руки и по-клоунски согнувшись нагло заулыбался: Лабас денас! (Добрый день!) Булочка кушать без вас! И победоносно оглядывался ища поддержки в очереди. Кучка литовских пацанов