радостно гоготала. Вон, зырь! Калмычат в очередь литовцы не пускают! В очереди произошло движение. Из середины очереди вышли несколько местных пацанов, среди них был и Вовка, и пошли в хвост очереди, враз засунув руки в карманы штанов. Белобрысый пацан чуть выше ростом Вовки, в надвинутой кепке на самые глаза боком подошел к литовскому пацану, цвыкнул сквозь зубы на землю и небрежно спросил: -В рыло хошь, морда? Ты уже третий раз со своей оравой становишься в очередь. Не-е, я пожалуйста, залепетал литовец. Мы просто стоим.
Ну тогда не мешай другим. Точно! загалдели остальные. Налопались уже, а другим не дают. кучка литовских пацанов тут же исчезла в толпе. Белобрысый сдвинул кепку на затылок, пацаны как по команде вынули руки из карманов и побежали в очередь на свои места. А белобрысый пацан важно оглядел калмычат и весело покрикивал: Давай, давай, смелей подходи! Калмычата повеселели и так же кучкой пристроились к хвосту очереди. Довольный Вовка заглядывая ему в глаза захихикал а то куда там: Лабас денас! И они оба убежали к пацанам, которые уже нетерпеливо им кричали: Давай, очередь подходит!
Счастливые ребятишки, получив по румяной булочке, оглядывали ее со всех сторон, нюхали. Вот это да, вкуснятина! Девчонки Валентины подошли к ней и протянули ей свои булки: Мама, на! Да ешьте, это вам, праздник же! Девчонки, отщипнув по кусочку, остальное сунули матери и убежали. Вовка с Колькой держа свои булочки на виду что-то разбирались с младшим Толькой, который слушая их жадно вгрызался в булочку. Ребятишки оглядывались на мать, дергали брата за рубаху, но тот спешно поедал праздничное угощение Видя бесполезность своих увещеваний братья наконец отстали от него и подошли к матери.
мам, вот мы получили, а Толька сожрал свою булку.
да ен же еще маленький, ешьте и вы!.
Потупив глаза мальчишки протягивали ей свои булки. Маришка отщипнула по крошке от каждой булочки, сунула себе в рот, вкусно зачмокала. А это ешьте сами, праздник седни! Довольные сыновья куснули по доброму куску. Старший Вовка отломил половину булки и сунул в карман. И тут прибежали девчонки Валентины: Все, булочки кончились, калмычатам не хватило!
Божачка мой, и тут бедным людям не повезло!
Кучка калмычат возвращалась к своим как с похоронной процессии. Они сгрудились вокруг одного своего счастливчика, который прижал к груди последнюю булочку, которой закончилась бесплатная раздача. Ребятишки что-то галдели. Нюхали аромат булочки, младшие терли глаза и ныли: Гын, гын, ях, ях!
Первым среагировал Вовка, он вынул из кармана свою половинку, оглядел ее со всех сторон и отломив кусочек протянул калмычонку. Тот глядел на него и не брал. Тогда он снял с него шапчонку, положил туда свой кусочек, и с вызовом оглядывая пацанов, жующих булки, громко сказал: ну, кому слабо? ребятишки нехотя отламывали по кусочку и бросали в шапку. Отломила и Валентина от каждой булочки и тоже бросила в шапку. Вокруг калмычат образовалась целая толпа из ребятишек и взрослых. Скоро шапчонка была полна булочных кусочков. Глаза калмычат светились радостью и они пошли к старухам, где высыпали кусочки в подол юбки Менги и разделили поровну, посасывая лакомство. А Менга усевшись на землю и растопырив по сторонам свою юбку, восседала как квочка с цыплятами
и кричала: Мараишка, ханжинав, празника, победа! А Валентина с маришкой и еще несколько женщин смотрели в их сторону и рассуждали: Ну мы мучаемся, поубивало наших на войне, живем-то хоть дома. А их-то за что на такие мучения, сколько их померло? Ну какие из них предатели? Старухи да дети. Нет, бабы, тут что-то не то. Натворили дел.
Женщины, не омрачайте праздник победы ненужными разговорами. неожиданно вынырнула перед ними прилизанная личность в пиджаке и галстуке.
А ну пошел отсюда! Наши мужики головы сложили ради этой победы, а ты сытый да гладкий, будешь тут вынюхивать, да учить нас о чем говорить. Зашумели и остальные бабы и двинулись в его сторону. Личность в галстуке смутилась, замахала руками: Женщины, я с праздником хотел вас поздравить! Иди, иди. Поздравить хотел! Праздник этот горе и слезы наши. Личности как не бывало. Ну что, бабы! Жить будем! Жить детей растить!
Глава 4
плечу шестилетнего Тольку, который ждал обеда (мамка все равно ись не будет) и часто тормошил его.
Ну, переведи. Дружок, что она сказала? Толька вслушивался в бредовую речь матери и широко открытыми глазами смотрел на следователя, который не выдерживал его взгляда и лез в карман за конфеткой. Получив конфетку, пацан долго разворачивал ее и заключал: Муки и хлеба много там воровали, морды какие-то. Ну, Толя, ясней. Конкретней надо кто.-Она не говорит. Может потом скажет, Может потом и я скажу, загадочно отвечал пацан, откровенно поглядывая на карман сыщика. Вовка с Колькой на контакт с сыщиком не шли, забегали редко, мотаясь по базарам со шпаной, добывая себе кормежку как могли. В начале июня, когда палисадники и речные берега белели точно обсыпанные мелкими хлопьями снега, заканчивала цвести и осыпались лепестки с гроздьев дурманящей черемухи, Маришки не стало. Проснувшись поздно утром, Толька как обычно не обнаружил дома своих старших братьев, как и не обнаружил ничего съестного на столе и в чугунках. Взъерошенный и неумытый, он долго плелся к госпиталю к матери. По пути гонял чужих собак и кошек. От более яростных собак приходилось обходить по более дальним дорогам, видеть что-то незнакомое, на что тоже уходило немало времени. Да и мало ли каких дел может быть в такой длинной дороге у шестилетнего любопытного пацана? Перед входом в палату его встретила пожилая медсестра и сказала, что к матери пока нельзя, и пряча от него глаза повела в какую-то подсобку зашептав: пойдем-ка, я накормлю тебя, двойную порцию каши дам, хочешь? Конечно, вот если маслицем полить, здорово бы было шепелявил он без передних зубов. Полью, полью милый. А наверх не ходи. Сегодня главный врач сердитый. Увидит, уши надерет и пообедать не даст. А маму может вечером сегодня, может завтра утром привезут домой. Так что сейчас покушаешь и иди домой, братьям скажи, старшему, чтобы пришел. Хорошо? А я тебе хлебца на завтра дам, чтобы ты зря сюда не ходил. И медсестра вытащила два хороших пласта белого хлебы. Ух ты! Отсевной, белый. Как в праздник! восторгался пацан и усердно работал ложкой. Медсестра закашлялась и вышла в коридор. Пообедав он сунул хлеб за пазуху и размышляя, где же он найдет старших братьев, побрел назад. Братьев он не нашел и домой попал поздно вечером и удивился: у их двора была привязана лошадь с телегой, во дворе были какие-то люди. Некоторых он знал, они работали на хлебозаводе вместе с матерью. Толька смело зашел в избу и первое, что он увидел, на столе лежало два кирпича хлеба. А у меня тоже есть! радостно заявил он. Отсевной, белый. А тут черный! и доставая из-за пазухи общипанные пласты хлеба осекся, увидев на лавке лежащую мать с заостренным лицом. А че она такая неживая?! вдруг скривился он. И мухи по ней ползают. заревел пацан и выскочил на улицу. Из избы неслись рыдания женщин. Ночевать дома Толька побоялся, и забрался на сеновал к бабке Лысоконихе. Туда же пришли и братья, объявив что будут охранять Тольку. Выспавшись ребятишки вернулись домой и тут обнаружилось, что из Орешного родня пришла тетка Мавра, узнав о беде. -Вечером поздно сообщили, спасибо людям. Так сразу и наладилась к вам пеши. Вот орешков кедровых принесла, да пяток яичек. А Катерину-то не удалось разыскать, далеко в лесосеке на тракторе работает. Ох, жалковать-то будет! Любила она Маришку. Господи! Да как же теперь будет-то! Жить будем! повторяя материны слова, сурово заявил Вовка. Да. Да, горестно качала головой Мавра. А дядя ваш старший Николай и брательник сродный Гришуха так и не вернулись. Остались с отцом вашим в чужой земле.