Ты английский гимн знаешь? спрашивает режиссер.
Да, отвечает Каспар. Но только под другим названием. Гуммиарабик.
Прекрасно! После мессы вместо траурного марша будешь играть Гуммиарабик.
А Саласпилсом это не пахнет? беспокоится Каспар.
Какой же ты трубач, если боишься Саласпилса.
Я думаю, как бы не получился Фиеско
Эта пьеса уже стоит в нашем репертуаре, так что нечего ломать голову. Стало быть, «Марию Стюарт» кончим Гуммиарабиком. А начнем таинственным кварткюмельаккордом.
Что это за штука? удивляется Каспар Коцинь.
Этот аккорд должен подспудно кричать (Даугавиетис переходит на шепот): свобода, братство, равенство! И еще смерть оккупантам!
В один аккорд я столько всего не могу вместить, маэстро! возражает Каспар. Мне надо по меньшей мере два Прошу вас, режиссер, два!
Не могу! Всего один таинственный кварткюмельаккорд! Пусть поймут, в чем дело. Смерть оккупан
В дверь стучатся.
там! громко кричит Аристид Даугавиетис. Там это должно быть! Кто это барабанит?
Анне Карениной стало плохо, гундосит за дверью старый Анскин, наверное, от крупы.
Да, маэстро! шепчет Каспар Коцинь. Невозможно работать. Сил нет. Господин Зингер объявил, что по карточкам вместо и так уж крохотного кусочка мяса с сегодняшнего дня будут выдавать крупу. Я уже целую неделю хожу раздутый как шар, а вы еще требуете, чтобы все это я вложил в один аккорд. Пожалуйста, прошу вас разрешите два.
Аристид Даугавиетис бросает страдальческий взгляд на своего трубача.
И ты, Брут Ладно! Что до меня, так пусть будет два. Но чтобы получилось спарафучиле!
А что это такое спарафучиле? удивляется Каспар.
Если ты не понимаешь, что такое спарафучиле, то нам не о чем разговаривать К вечеру сделаешь?
К вечеру сделаю! обещает консультант, кланяется и выходит в коридор, где на шаткий диван бессильно опустилась Анна Каренина.
Анна, Анна в отчаянии спрашивает Вронский, ты больна?
Милый я чувствую во мне зреет, шепчет страдалица.
Не может быть, взволнованно говорит Вронский.
(Старый Анскин думает, что это от каши)
В театре идет лихорадочная работа. Репетируют повсюду: на сцене, в подвале, в фойе и как вы сами видели в коридоре. Надо оправдать выданные работникам театра карточки UK. Они освобождают от призыва в армию.
«В конце июня у половины актеров отобрали UK. Что же будет дальше?» Эта мысль гнетет Аристида Даугавиетиса. В столь плачевном состоянии театр Аполло Новус не находился еще никогда.
Не теряет надежды только правая рука режиссера Элеонора Бока. Она на свой страх и риск готовит постановку «Анны Карениной».
Из кабинета выходит Даугавиетис, какое-то время наблюдает, потом говорит:
«Каренину» не разрешат. Чего ради вы напрасно стараетесь?
Как бы не так! говорит Элеонора Бока. Когда воронов шуганут, мы эту пьесу поставим.
Каких воронов шуганут? спрашивает словно из-под земли выросший Зингер. Он неслышно вошел через открытую дверь фойе.
Обоих старых актеров, поясняет Даугавиетис. Вы, администратор, почти
развалили ансамбль. Остались одни старые вороны, пенсионеры и чахоточные. На что я могу рассчитывать с этими старыми воронами, что у них осталось?
Любовь к отечеству, патриотизм остался! заявляет господин Зингер. Осталась любовь к добру.
Любовь к добру неизменно приводит к Широну. Там они сидят и пьянствуют, пока не придет им в голову перебраться в Мурмуйжу, а помощнику режиссера придется идти и упрашивать, чтобы они вернулись репетировать «Двенадцатую ночь».
Господин Зингер удовлетворенно посмеивается: старые вороны ему пригодились Они помогали мутить воду. У каждого сотрудника, который начинал не нравиться администратору, тот мог тут же отобрать карточку UK и отправить беднягу на фронт, подобное право Зингеру было дано. Таким способом он очистил театр от всех советских активистов и мопровцев 1940 года, еще укрывавшихся в коллективе благодаря авторитету Аристида Даугавиетиса.
Нечего их жалеть, они заслужили того, чтобы им подстроили пакость, радовался Зингер. Пусть понюхают пороху. Долго они будут помнить свой МОПР!
ОБЪЯВЛЕНИЕВнимание!Малый Верманский парк
приглашает всех старых клиентов отведать
доброе пиво Радебергер в фирменных бочках по две марки сорок пфеннигов за бокал. Днем и ночью играет настоящая тирольская капелла под управлением господина Бандера.
Владелец Иоганн Химмельрейх
У НАШИХ ВОРОТ ВСЕГДА ХОРОВОД
Пустил эту шутку по кругу у Широна, в теплой компании первый ворон Юхансон, а второй ворон Эрманис стал громко прыскать со смеху. Третий ворон поднял полный бокал и, рукой отбивая такт, запел:
За это тоже выпить гоже! Так звучал конец баховского хорала «Wachet auf, ruft uns die Stimme», поэтому все трое встали. Старые чертяки решили, что пора перебираться в Малый Верманский к знаменитому буфетчику. Там они потребуют Радебергера, истинно немецкого пива. Надо двинуть туда, ей-богу, надо двинуть!
О деньгах нечего толковать. Денег нет, Краа! говорит первый ворон.
Царствонебесный отпустит в долг, голову могу прозакладывать, Кра, Кра! отзывается второй.