Итак, оба сошли на землю и поспешили вмешаться в толпу нью-йоркцев, глазевших на только что прибывший пароход.
«Торпеда», огромный океанский пароход братьев Дуглас и Борлей, был целым городом, с внутренним самоуправлением, складами, радио, военно-инженерным отделом, газетой, лазаретом, театром, интригами и семейными драмами.
Трап спущен; пассажиры начали спускаться на землю. Здесь были спокойные янки, возвращавшиеся из дальнего странствования с трубкой в зубах и газетой подмышкой, точно вчера еще сидели в нью-йоркском Деловом клубе; были больные, едва расправлявшие члены; красивые женщины, искавшие в Америке золото; игроки, всемирные авантюристы и жулики.
Странно! сквозь зубы прошептал доктор Лепсиус, снимая шляпу и низко кланяясь какому-то краснолицему человеку военного типа. Странно, генерал Гибгельд в Нью-Йорке!
Шепот его был прерван восклицанием Артура:
Виконт! Как неожиданно! И молодой человек быстро пошел навстречу красивому брюнету, постоянному клиенту конторы Кресслинга, опиравшемуся, прихрамывая, на руку лакея. Вы не знаете, где мой отец?
Виконт Монморанси! пробормотал Лепсиус, снова снимая шляпу и кланяясь, хотя никто его не заметил. Час от часу страннее! Что им нужно в такое время в Нью-Йорке?
Между тем толпа, хлынувшая от трапа, разделила их, и на минуту Лепсиус потерял Артура из виду.
Погода резко изменилась. Краски потухли, точно по всем предметам прошлись тушью. На небо набежали тучи. Воды Гудзона стали грязного серо-желтого цвета, кой-где тронутого белой полоской пены. У берега лаяли чайки, взлетев целым полчищем возле самой пристани. Рейд обезлюдел, пассажиры разъехались.
«Где же старый Морлендер?» спросил себя доктор, озираясь по сторонам.
В ту же минуту он увидел Артура, побледневшего и вперившего глаза в одну точку.
По опустелому трапу спускалось теперь странное шествие. Несколько человек, одетых в черное, медленно несли большой цинковый гроб, прикрытый куском черного бархата. Рядом с ним, прижимая к лицу платочек, шла дама в глубоком трауре, стройная, рыжая и, несмотря на цвет волос, оливково-смуглая. Она казалась подавленной горем.
Что это значит? прошептал Артур. Почему тут Вессон?.. А где же отец?
Шествие подвигалось. Элизабет Вессон, подняв глаза, увидела молодого Морлендера, слегка всплеснула руками и сделала
несколько шагов в его сторону.
Артур, дорогой мой, мужайтесь! произнесла она с большим достоинством.
Молодой человек отшатнулся от нее, ухватившись за поручни трапа. Словно завороженный, он смотрел и смотрел на медленно приближавшийся гроб.
Мужайтесь, дитя мое! еще раз, над самым его ухом, послышался бархатный шепот миссис Вессон.
Где отец? крикнул молодой Морлендер.
Да, Артур, он тут. Иеремия тут, в этом гробу, его убили в России!
Миссис Элизабет проговорила это дрожащим голосом, закрыла лицо руками и зарыдала.
Скорбная процессия двинулась дальше. Лепсиус подхватил пошатнувшегося Артура и довел его до автомобиля. Набережная опустела, с неба забил частый, как пальчики квалифицированной машинистки, дождик.
Сплевывая прямехонько под дождь, к докам прошли, грудь нараспашку, два матроса с «Торпеды». Они еще не успели, но намеревались напиться. У обоих в ушах были серьги, а зубы сверкали, как жемчуга.
Право, Дип, ты врешь! Право, так!
Молчи, Дан. Будь ты на моем месте, ты, может, и не стал бы болтать. Ты, может, прикусил бы язык
Уж если молчать, не сюда нам идти, дружище! Пока я не залью ромом последние слова этой бабы Ты сам слышал: «Убили в России, убили в России!» а гроб-то при мне я был вахтенный погрузили к нам темной ночью в Галифаксе Скажи на милость, десять лет плаваю ни разу не делали крюка, чтоб заходить в Галифакс! Пока я не залью ромом
Остальное пропало в коридоре, ступеньками вниз, подвала «Океания»: «Горячая пища и горячительные напитки специально для моряков». Нам с вами, читатель, не для чего туда спускаться, тем более, что кто-то неопределенной и незапоминающейся наружности, с жесткими кошачьими усами и кадыком на шее, с опущенными вниз слабыми руками, опухшими, как у подагрика, в сочленениях, уже спустился туда вслед за двумя матросами.
3. ДОКТОР ЛЕПСИУС НАЕДИНЕ С САМИМ СОБОЙ
Поднимаясь к себе, доктор казался взволнованным. Он танцевал всеми тремя ступеньками, ведущими к носу, бормоча про себя:
Съезд, настоящий съезд! Какого черта все они съехались в Нью-Йорк? Но тем лучше, тем лучше! Как раз во-время для тебя, дружище Лепсиус, когда твое открытие начинает нуждаться в дополнительных примерчиках, в проверочных субъектах Тоби! Тоби!
Мулат с выпяченными губами и маленькими, как у обезьяны, ручками выскользнул из соседней комнаты. Лепсиус отдал ему шляпу и шапку, уселся в кресло и несколько мгновений сидел неподвижно. Тоби стоял, как изваяние, глядя в пол.
Тоби, сказал наконец Лепсиус тихим голосом, что поделывает его величество Бугае Тридцать Первый?
Кушает плохо, ругается. На гимнастику ни за что не полез, хоть я и грозил пожаловаться вам.
Не полез, говоришь?
Не полез, хозяин.
Гм, гм А ты пробовал вешать наверху бутылочку?
Все делал, как вы приказали.