Джек Кресслинг расхохотался.
То был резкий хохот, с повизгиваньем на верхних нотах, и, хохоча, Кресслинг держал голову низко опущенной, чтоб собеседник не заметил вспыхнувшего в его глазах страшного, истерического бешенства. Нога его незаметно искала под столом и, найдя, надавила самую крайнюю педальку слева.
Тотчас в ответ на нажим педали дверь открылась, и в комнату заглянула необычайной красоты женщина, огненно-рыжая, с оливково-смуглым, ярким, как тропический цветок, лицом.
Войдите, миссис Вессон, произнес Джек Кресслинг. Вы, как всегда, во-время!.. Морлендер, то, что вы говорите, остроумно. Это надо обдумать. Мы обдумаем вместе. А пока покурим и обсудим, что делать взамен концессии Монморанси.
Тем временем миссис Вессон неслышно скользнула в комнату. Змеиным движением она открыла дверцу шкафчика, отделанного перламутром, достала бутылку, графин, стаканы, сифон. Коробка, источавшая аромат табака, легла на стол. Морлендер протянул руку за сигарой.
Кстати, где ваши чертежи, дружище? Вы понимаете те самые спросил вдруг Кресслинг, как будто вспомнив что-то неотложное.
У Крафта в сейфе, с удивлением ответил Морлендер, зажигая свою гавану и с наслаждением затягиваясь ею. Все у Крафта. Перед отъездом, вы ведь сами знаете, я сдал ему наши технические расчеты, модель, формулы Даже завещание успел успел
Он вдруг остановился.
Еще раз заплетающимся языком, сонно, словно отсчитывая буквы, протянул: «У-с-пе» и опустил голову на грудь.
Заснул, спокойно произнес Джек Кресслинг, вставая и глядя в глаза своей секретарше. Он стал очень опасен. Нам нужно спрятать его и держать в тайнике. Его распропагандировали! Моего инженера распропагандировали! Завещание черта с два! Элизабет, мы сделаем вас пока его законной вдовой Запомните: вы тайно обвенчаны с ним. Он вам оставил по завещанию свои чертежи. И поскорей, поскорей, все это надо успеть в ближайшие два-три дня!
2. АРТУР МОРЛЕНДЕР ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО ОТЦА
Молодой человек весь в белом, сидевший рядом с задумчивым толстяком, почти кричал ему в ухо, борясь с шумом улицы и ветра:
Не успокаивайте меня, доктор! Все равно я беспокоюсь, беспокоюсь, беспокоюсь!
Толстяк пожал плечами:
Я бы на вашем месте не делал слона из мухи. Мистер Иеремия слишком умный человек, Артур, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Но телеграмма, телеграмма, Лепсиус! Чем объяснить, что она от каких-то незнакомых лиц? Чем объяснить, что она не мне, а секретарше Кресслинга, этой бархатной миссис Вессон, похожей на кобру!
Очень красивую кобру, вставил, подмигивая, доктор.
Черт ее побери! вырвалось у Артура. Вы знаете, как мы дружны с отцом, ведь мы даже считываем мысли друг друга с лица, словно два товарища, а не отец и сын. Можно ли допустить, чтоб он поручил кому-нибудь телеграфировать о своем приезде на адрес Вессон, а не на наш собственный, не мне, не мне?.. Что это значит, что под этим скрывается?
Адрес Вессон это ведь адрес Кресслинга, Артур. А Кресслинг босс. Мало ли что помешало мистеру Морлендеру дать эту депешу лично! Он знал, что из конторы хозяина вас тотчас же известят, как это и произошло.
Известят, известят Чужой, противный, мурлыкающий голос по телефону, неприлично фамильярный тон, какой я «Артур» для нее? Почему «Артур»? «Милый Артур, как она
смеет называть меня милым! отец прибывает завтра на Торпеде депеша от капитана Грегуара» И вы еще уверяете, что не надо беспокоиться! Почему «отец», а не «ваш отец»? Кто, наконец, она такая, эта самая миссис Вессон?
Мистер Иеремия ни разу не упоминал вам об этой ужасной женщине? спросил толстяк. И когда его сосед резко замотал головой, он незаметно пожал плечами.
Доктор кое-что слышал. Иеремия Морлендер, вдовевший уже пятнадцать лет, мужчина редкого здоровья и богатырской корпуленции. Слухи ходили, что он близок с какой-то там секретаршей. Возможно, с этой самой Вессон. Один сын, как всегда, ничего не знает о делах собственного отца.
Стоп! Шофер круто повернул баранку и затормозил. Автомобиль остановился. Перед ними, весь в ярком блеске солнца, лежал Гудзонов залив, влившийся в берега тысячью тонких каналов и заводей. На рейде, сверкая пестротой флагов, белыми трубами и окошками кают-компаний, стояли бесчисленные пароходы. Множество белых лодочек бороздило залив по всем направлениям.
«Торпеда» уже подошла, сказал шофер, обернувшись к Артуру Морлендеру и доктору. Надо поторопиться, чтобы подоспеть к спуску трапа.
Молодой Морлендер выпрыгнул из автомобиля и помог своему соседу. Толстяк вылез отдуваясь.
Это был знаменитый доктор Лепсиус, старый друг семейства Морлендеров. Попугаичьи пронзительные глазки его прикрыты очками, верхняя губа заметно короче нижней, а нижняя короче подбородка, причем все вместе производит впечатление удобной лестницы с отличными тремя ступеньками, ведущими сверху вниз прямехонько под самый нос.
Что касается молодого человека, то это приятный молодой человек из тех, на кого существует наибольший спрос в кинематографах и романах. Он ловок, самоуверен, строен, хорошо сложен, хорошо одет и, по-видимому, не страдает излишком рефлексии. Белокурые волосы гладко зачесаны и подстрижены, что не мешает им виться на затылке крепкими завитками. Впрочем, в глазах его сверкает нечто, делающее этого «первого любовника» не совсем-то обыкновенным. Мистер Чарльз Диккенс, указав на этот огонь, намекнул бы своему читателю, что здесь скрыта какая-нибудь зловещая черта характера. Но мы с мистером Диккенсом пользуемся разными приемами характеристики.