Один Гарри не жаловался. Потому что не привык. Он
страдал тихо. Молча.
И его Невиллу было жальче всех. Настоящий герой, один из хогвартских чемпионов, неприкаянный и ненужный, невостребованный друг В том смысле, что Поттера эксплуатировали и пользовали все, кому не лень, при этом не считаясь с его чувствами и потребностями, от Гарри вечно что-то требовали, смотрели ему в рот, грелись в лучах его славы, возведя в ранг кумира, считали героем и в упор не видели живого человека. И хоть бы один посочувствовал ему, спросил его а чего он сам-то лично хочет? Но нет, не было таких, все видели в нем сверхгероя, идеального и совершенного. Золотого идола. В горле Невилла появился огромный ком, когда он увидел, как сгорбился Гарри, сидя на кровати, как он, болезненно морщась, прижал ладони к вискам. Ох, бедняга ему же больно и плохо!
И Невилл принял решение. Он видит слона, а не бога. Он видит просто раненное животное, истекающее кровью, а не отрубленные ценные бивни Резко развернувшись, Невилл покинул спальню. Путь его был долог и поспешен, Невилл торопился. Но вот наконец и заветная дверь, не успев задуматься об обитателе, живущем за этой дверью, осмелевший ради друга юноша отчаянно забарабанил в черную дубовую поверхность. И храбро воззвал к человеку, выросшему на пороге:
Профессор Снейп, помогите мне, пожалуйста!
Наверное, от удивления грозный профессор не проклял мальчишку в первые же секунды. Однако даже Невилл не был готов к тревоге в голосе.
Что случилось, мистер Долгопупс?
А Невилл, как завороженный, молчал, смотря на переносицу профессора, вернее, на полосочку чуть примятой кожи там, где обычно сидят очки Это очень характерная отметина от только что снятых с носа очков, он столько раз видел такую, когда Гарри снимал их, чтобы потереть переносицу и дать роздых усталым глазам. Северус повторил вопрос, думая, что гриффиндорец привычно онемел в его присутствии. Невилл опомнился, моргнул и торопливо ответил:
Мне нужно антипохмельное, сэр
Сколько? И кому? ровным голосом переспросил профессор. Невилл замялся, но только на миг. Тряхнув головой, он решительно сказал:
Гарри Поттеру, сэр. А сколько я не знаю. Ему больно, сэр. Он вчера впервые попробовал алкогольные напитки.
Северус коротко кивнул, повернулся и исчез за дверью. Вернувшись через пару минут, он так же молча протянул Невиллу запечатанный воском пузырек антипохмельного. Назад в башню Гриффиндора Невилл несся, как ошпаренный крапивой джарви.
Гарри?.. Гарри, возьми, это тебе поможет!..
Гарри вздрогнул, когда чья-то рука тронула и покачала его за плечо, голос Невилла произнес эти слова, а в нос вполз прохладный запах ментола. С трудом вынырнув из омута боли, Гарри разлепил слезящиеся глаза и увидел перед носом пузырек. Его рука действовала отдельно от головы, она поднялась и взяла пузырек. Перечная мята вкупе с полынью наждаком продрала горло и пищевод, возвращая зрение глазам и ясность уму. Гарри в самом буквальном смысле почувствовал себя возрожденным. Вытаращив глаза, он шумно вдохнул и выдохнул, ощущая, как распирает его нутро от порции ментоловой бодрости.
Ух ты! он посмотрел на спасителя. Спасибо, Невилл!
Невилл радостно улыбнулся. Он рад был помочь Гарри. Он видел слона, а не бога. Земного слона, которого убивают за бивни, чтобы украсить ими храм, посвященный богу. А Гарри, спасенный и возрожденный, сидел на кровати, ощущая рядом плечо Невилла, и думал о том, что настоящий друг у него всё-таки есть, и это Невилл. Интересно, а он согласится поехать к нему в гости?
--------------------
Примечания:
*Кубок, конечно, портал, но по логике вещей, он портал в одну сторону. Это мама Ро решила его отпорталить в двух точках направлений, чтобы Поттер смог вернуться обратно в школу и принести родителям тело Седрика.
Старт четвёртый. Примирение
Оборотное зелье мало того, что гадостное на вкус, так ещё и действует недолго, всего
по часу, но Барти приходилось принимать его куда чаще, ведь его настоящая нога никуда не девалась в физическом смысле, а лишь укорачивалась на время приема, которое как раз на час и рассчитано. С глазом тоже непонятно что происходило Во время действия оборотки он как бы скукоживался, вдавливался в глубину глазницы, освобождая место для протеза, отчего Барти тихо офигевал. Потом, по истечении срока, глаз начинал вспухивать и расти, собираясь занять свое законное место. Почувствовав это, Барти тут же срочно доставал фляжку и делал контрольный глоток этой невообразимой гадости со вкусом болотной жижи и дождевых червей. Получив запрет, глаз кукожился и впихивался обратно в глазницу, а бедная нога снова укорачивалась и, как телескоп, складывалась вовнутрь колена такие, во всяком случае, создавались ощущения-впечатления. И ладно бы на час. Часик потерпеть можно, но не десять же месяцев, мать вашу!!! И разумеется, ничего удивительного не было в том, что к концу года Барти-Грюм окончательно сбесился и на всех кидался, как старый склочный барсук из мультика «Лис и охотничий пёс».
А когда слава те господи! закончился год, в кабинет Дамблдора влетел крайне вздрюченный Грюм, по-вороньи прыгнув к столу, с силой грохнул кулаком об стол, впечатывая в столешницу пергамент с увольнительным. Коротко рявкнул: