-- И вам угодно, чтобы я принял участие в качестве самой неизвестной коняки?
-- Да! В этом будут заключаться особые преимущества. Очень серьезно с вами не будут считаться. Ведь в конце концов вас до сих пор считают чечако. -- Вы не провели в этой стране четырех сезонов. Никто не обратит на вас никакого внимания до тех пор, пока вы впереди всех не вернетесь домой.
-- И только на обратном пути эта неведомая никому коняка должна проявить свои первокласные качества?
Она кивнула головой и серьезно продолжала:
-- Имейте в виду, что до тех пор, пока вы не выиграете заявки на Моно-Крик, я никогда не прощу себе трюка, который сыграла с вами на Скво-Крике. Если кто-нибудь и может выиграть эту игру у старожилов, так только вы!
Она как-то особенно произнесла эти слова, и Смок почувствовал, как по всему его телу разлился жар и ударил в сердце и голову.
Он бросил на нее быстрый и испытующий взгляд -- невольный и серьезный! -- и в тот момент, как встретился глазами с ее глазами, которые в упор смотрели на него, он, казалось, прочел в них нечто более важное, чем тот участок, на который Цирус-Джонс не успел сделать заявку.
-- Я сделаю это! -- сказал он. -- Я выиграю игру!
Радостный блеск ее глаз посулил ему более ценный дар, нежели все золото Моно-Крика. Он почувствовал движение ее руки на ее коленях, совсем близко к нему. Под скатертью он протянул свою руку и встретил сильное рукопожатие женских пальцев, которое послало новую теплую волну по всему его телу.
"Что скажет Маленький?" -- промелькнула в его годове причудливая мысль в тот самый момент, как он принял руку. Он почти ревниво глянул на фон-Шредера и Джонса и удивился: неужели же до сих пор они не заметили всей прелести, всего того исключительного очарования, что заключается в женщине, сидящей рядом с ними?
Его пробудил к действительности ее голос, и тут он сообразил, что она уже некоторое время что-то говорит ему.
-- Как вы сами понимаете, Аризона Билль -- белый индиец, а что касается до Большого Олафа, то он -- известнейший охотник на медведей, король снегов, могучий дикарь. По выносливости в ходьбе он может выдержать соперничество с любым дикарем и никогда не знал другой жизни, кроме этой жизни в пустыне и стуже.
-- О ком это вы говорите? -- спросил через стол капитан Консадайн.
-- О Большом Олафе,-- ответила она. -- Я как раз рассказывала мистеру Беллью о том, какой он -- исключительный ходок.
-- Совершенно верно! -- забасил капитан. -- Большой Олаф по всей справедливости может считаться первым ходоком на Юконе. Я не сомневаюсь, что он самого чорта заткнет за пояс, когда начнет с ним соперничать в ходьбе по снегу и льду! В 1895 году он доставлял правительственные депеши и проделывал это после того, как два курьера замерзли на Чилькуте, а третий провалился в полынью на Тридцатой Миле.
3.
Смок, не очень торопясь, доехал до Моно-Крика, боясь утомить своих собак до главной гонки. Благодаря, этому, он мог очень подробно познакомиться с каждой милей, что он проезжал, и намечал особыми значками места, где ему придется менять собак. Так много народу решило принять участие в состязании,
что пространство в сто десять миль представляло собой сейчас чуть ли не один сплошной поселок. По всему пути имелись пункты для смены собак. Фон-Шредер, который принял участие исключительно из спортивных побуждений, имел не больше и не меньше, как одиннадцать запряжек, т. е. он решил менять собак через каждые десять миль; Аризоне Биллю пришлось удовольствоватьоя восемью запряжками; у Большого Олафа было семь запряжек, -- столько же, сколько и у Смока. Кроме них, в состязании должно было принять участие еще около сорока человек. Не каждый день, даже на золотом севере, имели место гонки на собаках с призом в миллион долларов. Чуть ли не вся страна заполнилась собаками. Ни единое животное, замечательное по скорости бега или выносливости, не миновало зубьев мелкого гребня, который прочесал все ущелья и равнины, и цены на собак, благодаря такой бешенной спекуляции, удвоились и даже учетверились.
"Номер 3" ниже Дисковери находился в девяти милях от устья Моно-Крика. Остальные сто миль надо было проехать по ледяной груди Юкона. На самом "номере 3" было пятьдесят палаток и около трехсот собак. Старые заявочные столбы, поставленные Цирусом Джонсоном, все еще стояли на прежних местах, и множество людей пробиралось взад и вперед между этими столбами, в виду того, что главной гонке должны были предшествовать состязание в беге и гонка с препятствиями. Каждому участнику в состязании вменялось в обязанность поставить свои заявочные столбы, что значило: поставить два центральных столба и четыре боковых, а для всего этого необходимо было дважды перелечь ущелье и лишь потом двинуться на собаках по дороге на Даусон.
Затем, всем было известно, что никаких "ранних пташек" не будет. Лишь в двенадцать часов в ночь на пятницу участок открывался для новой заявки, и до того, как часы имели пробить 12, ни один человек не смел поставить свой столб. Таково было распоряжение инспектора, и капитан Кондасайн отправил небольшой отряд конной полиции, которая должна была строго следить за выполнением этого распоряжения. Возникли споры по поводу разницы между солнечным временем и полицейским временем, но тот же капитан Кондасайн разъяснил, что надо считать по полицейским часам, а именно: по часам лейтенанта Поллока.